Конечно, и старикашка и гусак все еще кое-что от меня скрывают. Пусть утешаются моим мнимым неведением. По-моему, они опасаются дать мне в руки лишний козырь против них. Я это понял сегодня на рассвете, когда старикашка начал с Егорычевым ласковый разговор насчет того, что вместе, под одной крышей нам теперь с ним не ужиться. Нам — это старикашке, гусаку, мне и обоим эсэсовцам. Конечно, старикашка прав: раз мы не собираемся возвращаться отсюда на плоту, мы прекрасно можем обойтись без Егорычева и Смита. Остров Взаимопонимания прочно и навеки пущен в оборот цивилизации, и баста! Для нас война кончилась: белые это прежде всего белые, и против цветной опасности они должны крепко держаться друг за дружку. Егорычеву этого никогда не понять, потому что, по существу, все русские — самые настоящие цветные. В них течет монгольская или волжская (забыл в точности, какая именно, но определенно цветная) кровь. Это сказал не кто иной, как сам гусак, а он набит всякими сведениями, как дюжина библиотечных шкафов. И коммунизм — типичная азиатская затея. Человеку западной культуры она пристала, как коса китайца члену палаты лордов. Это тоже сказал гусак…
Так вот, всю ночь Егорычев со Смитом не прилегли ни на минуту и все время между собой шушукались, а утром старикашка и заявил Егорычеву, что нам с ним в пещере не ужиться и лучше разойтись по-хорошему. А так как нас с немцами пятеро против них двоих, то демократическое большинство на нашей стороне и поступиться придется не нам, а меньшинству, хотя Смиту, пожалуй, и не к чему было бы уходить — его никто отсюда не гонит.
Обстановка, как в самом первоклассном фильме: старикашка улыбается, Егорычев усмехается, мы с гусаком стоим тут же, рядом с Егорычевым — Смит, и у всех у нас наготове автоматы. Как говорится, чем крепче забор, тем лучше соседи. Мы понимали, что они были бы не прочь захватить с собой обоих пленных. Хорошо бы мы выглядели, если бы за Фремденгутом и Кумахером вдруг прибыла какая-нибудь подводная лодка и высадила бы человек тридцать молодцов-эсэсовцев. «Где наши друзья — майор Фремденгут и фельдфебель Кумахер?» А мы им: «Ах, извините, уважаемые джентльмены. Мы лично против них ничего не имели, но у нас их забрали мистер Егорычев со Смитом». — «Ах, так! Фельдфебель! Расстрелять мистера Мообса, и мистера Фламмери, и этого вонючего мистера Цератода!» Нет, мы не могли позволить Егорычеву даже пальцем тронуть барона и его Кумахера. Мы тоже всю ночь не смыкали глаз и не расставались с автоматами, потому что с такими отчаянными людьми надо быть все время начеку.
Нормальный человек на месте Смита призадумался бы, услышав соображения старикашки. А этот усатый сателлит Егорычева поворачивается к своему новоявленному боссу: «Я считаю, товарищ Егорычев, что нам здесь нечего задерживаться». Он так и сказал: «Товарищ». Что ж, товарищ Смит, еще не успеете вы дожить до ближайшего ужина, как убедитесь, что сгоряча поставили не на ту лошадку. Но уже будет поздно.
За жизнь товарища Егорычева я бы сейчас не дал и пуговицы от жилета. Упаси нас боже самим что-нибудь предпринимать в этом духе! Но мало ли что может случиться с человеком, поселившимся среди дикарей, которые относятся к нему враждебно. Да, враждебно! А если пока что еще так и не относятся, то обязательно и в самое ближайшее время именно так отнесутся. Уж я-то знаю, о чем говорю. Старикашка и гусак спят и видят, как Егорычев стартует прямехонько в ад, к своим цветным праотцам. Они бы ему оказали в этом самое горячее содействие, но, кажется, боятся меня, как лишнего свидетеля. Как будто я и без того не имею в руках достаточно первоклассных сенсаций, чтобы капитально испортить им радость встречи с их горячо любимыми родичами. Джон Бойнтон Мообс совсем не так прост, как вы полагаете, мои дорогие старшие друзья! Но я не вижу пока никакого расчета портить с вами отношения: один из вас того и гляди станет министром, второй — мистер Роберт Д. Фламмери, и этим все сказано. Если они будут настолько благоразумны, чтобы не забыть, что я для них значил на острове Взаимопонимания, когда он еще был островом Разочарования, то мне никогда не потребуется швырять на стол свои козыри…
К чести Егорычева, он не стал вступать в бесполезные споры со старикашкой. Он только сказал старикашке: «Пускай Мообс сбегает в Новый Вифлеем и приведет человек шесть, которые помогли бы нам отнести наши вещи. Мы им хорошо уплатим».
Я не гордый. Я сбегал. Я привел шестерых носильщиков, а нашим трем молодчикам приказал, чтобы они через полчасика заглянули к нам в пещеру. Полоний уже вернулся из гостей.
За время моего отсутствия Егорычев успел поделить наши продукты и весь обменный галантерейный хлам на пять частей и две части отложил для себя и Смита. И еще он, не спрашивая ничьего разрешения, как будто это его собственность, забрал все гвозди на тот случай, если они со Смитом соберутся строить плот.