У Егорычева еще хватило смелости заявить на прощание, что мы, то есть старикашка, гусак и я, сами отвечаем за свои поступки, а они со Смитом продолжают находиться в состоянии войны с гитлеровскими бандитами. Нужно знать барона фон Фремденгута, чтобы понять, насколько пристала этому в высшей степени воспитанному аристократу, джентльмену с головы до ног, кличка «бандит».
Что и говорить, мне еще очень далеко до выдержки старикашки. Будь я на его месте, я бы пристрелил человека, осмелившегося назвать бандитом моего стариннейшего и богатейшего знакомого. А старикашка вместо этого улыбнулся, словно услышал невесть какую приятную новость и сказал Егорычеву, что он надеется, что мы с ним, как всегда, расстаемся добрыми друзьями! Вот у кого настоящая хватка, ничего не скажешь!..
Только они ушли, как мы выпустили немцев. (Не обошлось без недоразумения, но об этом у меня подробно описано в книжке, и я не буду повторяться здесь в дневнике.) Немцы, как деловые парни, первым делом бросились проверять оружие. И что же? Оказалось, что нас оставили без патронов и запалов для гранат. Зато мы в ящике с мясными консервами нашли записку Егорычева, коротенькую, наспех написанную и без адресата:
«Вы заявляете, что кончили воевать. Значит, вам ни к чему патроны и гранаты. При вашем военном опыте они могут доставить вам уйму неприятностей. Если принять во внимание усилия, которые вы затратили на то, чтобы отбить их у нацистов, вас не может глубоко расстроить, что мы их захватили с собою.
Старикашка набросился на гусака, почему тот прошляпил патроны. Гусак сказал, что прошляпили мы все и что теперь нам надо вместе искать выход из создавшегося положения, но что он-то лично не так уж сильно прошляпил, потому что именно он, а не кто-либо другой догадался еще шестого числа припрятать от Егорычева целый ящик патронов. Надо было видеть, какое лицо стало при этом у старикашки! А гусак здорово поднялся в моих глазах.
Только мы несколько успокоились насчет патронов, как старика снова чуть не хватил кондрашка. Он спросил у Кумахера, можно ли изготовить рукоятку генератора взамен пропавшей. Можно. Требуется болт, английский ключ и немного проволоки. Все это есть в ящике со слесарными инструментами, но самого ящика нет; его забрал с собой мистер Егорычев. Кумахер говорит: ничего, обойдемся домашними средствами. Очень приятный парень этот фельдфебель, услужлив, старателен. Но он не берется сразу за изготовление рукоятки. Он кидается проверять рацию. Вот здесь-то кондрашка чуть не уволок от меня на тот свет моего славного старикашку. Оказывается, из рации исчезла какая-то дьявольски важная деталь — без нее ничего нельзя передать в эфир. Словом, форменная катастрофа. Теперь уж можно не хлопотать насчет рукоятки. Теперь наша связь с внешним миром зависит от того, удастся ли нам вырвать из рук Егорычева эту проклятую деталь. А у этого Егорычева очень крепкие руки и совершенно отвратительный характер… Пока что наша рация — простой радиоприемник.
Вскоре примчалась команда безвременно почившего Фрумэна, и старикашка не нашел ничего остроумней, как попросить меня посторожить подступы к лужайке. Он, очевидно, никак не может привыкнуть к мысли, что на меня можно положиться во всем. Его просьба была наспех сшита ослепительно белыми нитками, но я сделал вид, будто принял ее за чистую монету, спустился к первому повороту тропинки и стал терпеливо ждать, пока меня позовут обратно в пещеру.
Минут через двадцать появились с озабоченными рожами Горацио Блэк и Отелло Хигоат. Еще минут десять спустя — Ромео Литлтэйбл — бывший Полоний. К этому времени я уже успел отпустить его обоих коллег восвояси.
Раз старикашка решил, что мне не нужно присутствовать при его беседе с этими милыми канальями, мне был самый прямой смысл узнать от них самих, о чем они там без меня толковали. Вдруг я смог бы в чем-то помочь старикашке? В крайнем случае, в моих руках оказался бы еще один козырь. Совесть у меня чиста: старикашка проявил в отношении меня незаслуженное недоверие. Это обидело бы даже ангела.