Остров Русь 2, или Принцесса Леокады

– Я же сказал – «бы». «Добавил БЫ», – смущенно поправился Перескоков. – Но не добавлю. Потому что все мы – люди добрые, и демонстрировать насилие и секс, к сожалению, не можем...

– Мы-то не можем?! – вскочил Стас.

– Тихо, тихо, тихо! – воскликнул Перескоков, выскочив из кресла и спрятавшись за спинку. – Мы знаем, какие вы способные, лично я это – во как прочувствовал, – провел он ладошкой по горлу, – но народ нынче не тот! Народ нынче хлипкий. Никому теперь это не понравится.

– Вот и не морочь тогда нам головы! – сказала Самогудова, презрительно передразнив: – «Генеральный продюсер»! Тоже мне!

– Но в чем Веня прав, – вмешался носатый, – что в основе имиджа обязательно должно лежать что-то ужасно гадкое.

– А названия не достаточно? – спросил я с надеждой.

– Что ты! – жеманно махнул тот ручкой. – Не название делает группу, а группа название. Какой-то беспредельный экстрим должен быть в самом вашем поведении. Пошлых дураков на сцене – каждый первый, а нам надо угодить в яблочко.

– Лично нам надо найти Леокадию! – напомнил я.

– Мы помним, – заверила примадонна, – но мы ведь уже договорились, что для этого вы должны перещеголять ее в популярности. И для верности можно нарушить какие-то ее права, тогда она сама вас найдет.

– Что значит «какие-то»? Авторские, конечно, – дополнил Шпулькин. – Уж я-то в этом деле ас!

С презрительной улыбочкой прима покивала, как бы говоря, «вот и я о том же, умник...».

– Точно! – воскликнул Перескоков. – Как я сам не додумался, коллега! Нужно тупо петь ее песни! Такого никто безнаказанно не оставит.

– Ее песни?! – скривился Стас. – Мы – ее песни?!

Издевательски вихляя тазом, он заголосил на музыку «Кис-кис, брысь»:

Милый, милый, милый,Зацелуй меня,Милый, милый, от тебя —Я млею как свинья!..

Он остановился, и в комнате повисла напряженная тишина. Наконец, ее прервала прима, прошептав:

– Гениально.

– То, что нужно, – тихо подтвердил Грелкин и смачно щелкнул пальцами.

– Записано! – сообщил Перескоков, помахав телефоном.

– Придумал! – заявил носатый.

– Ну, что ты еще придумал? – уставился на него Шпулькин.

– Я придумал, какой гадости подпустить, чтобы уж наверняка.

– Ну? – обернулась к нему прима.

– Тема энуреза, – зловеще произнес тот.

– О! – даже на миг не задумавшись, блаженно закатил глаза Перескоков. – Вот что значит профессионализм. В десятку! Нельзя насилие и секс – пусть демонстрируют на сцене волеизлияние и мочеиспускание!

– И призывают к этому зрителей, – прозорливо кивая, добавила прима.

Внезапно глаза Перескокова округлились, и он вдохновенно промолвил:

– Борьба добра со злом. Хит всех времен и народов «Ночной позор»...

Тут только мы со Стасом осознали, что нелепая шутка заходит слишком далеко. Переглянувшись, мы заорали хором:

– Мы не будем мочиться на сцене!

Акулы шоу-бизнеса глянули на нас так, словно это пищали комары, и прима сказала Перескокову:

– Веня, ты пока уведи ребятишек.

– Все-все-все, мальчики, – вскочил продюсер, схватил нас за руки и куда-то поволок. – Вам спать пора, набираться сил надо, впереди большие свершения. А нам нужно делом заняться: подготовить репертуар, расписать гастрольный план, зарядить поэтов и аранжировщиков, договориться по поводу транспорта, организовать фанатов...

– Мы не будем делать этого на сцене! – твердо сказал я, остановившись перед дверью.

– Завтра, завтра поговорим, – ласково сказал Перескоков, впихивая нас в спальню, и захлопнул у нас перед носом дверь.

...Проснулся я от того, что в мобильном заверещал будильник. Первой мыслью было, как мне неохота переться в школу. Но миг спустя я осознал, что нахожусь не дома и никакая школа мне не грозит. Я лежал одетым и обутым на очень шикарной и мягкой трехспальной кровати с балдахином.

Рядом со мной, завладев единственным одеялом, безмятежно сопел укутавшийся почти с головой Стас. Вчера он не удержался и сделал по глоточку из нескольких красивых бутылочек, которые мы обнаружили у Перескокова в баре.

– Эй, – толкнул я его ногой. – Вставай, армахет[3]!

Он резко сел, осоловело осмотрелся и сказал:

– Интересно, кстати, нас завтраком кормить будут?

За что я люблю своего брата, так это за здоровый взгляд на жизнь.

– Мне тоже интересно, – сказал я. – Давай поищем кухню.

– Чего ее искать, мы ж там были, – напомнил Стас.

Точно. Я и забыл. Я же там миксер нашел. Мы сползли с кровати и направились туда. На кухне сидел Перескоков. Он был все в тех же кроссовках и в том же кислотном халате, что и вчера, только сильно порванном на спине. Перед ним на столе лежал сотовый телефон, а в руках он держал бутылку джина. В воздухе стоял отчетливый можжевеловый дух.

Я даже замер в дверях: Перескоков наливал в стакан прозрачную жидкость... Какое-то время он сосредоточенно смотрел на нее, а потом, к моему облегчению, аккуратно стал переливать обратно в бутылку.