Остров русалок

— Мой муж сбежал с Севера, — сказала Ми Чжа, чтобы объяснить состояние Сан Муна. — Поначалу мы боялись, что он не выживет, а теперь приехали попросить шаманку Ким поблагодарить богов и духов, которые ему помогли. Мне кажется, здесь он сможет вылечиться.

В итоге мы все вместе провели в Хадо целую неделю. Чжун Бу целыми мисками готовил похлебку из морских ежей — известно, что она помогает старикам и больным детям, — а Сан Мун ее ел. Каждое утро мой муж помогал Сан Муну спуститься на берег, чтобы тот опустил ноги в соленую воду. Мужчины приглядывали за нашими детьми, а мы с Ми Чжа ныряли с кооперативом До Сэн. Ближе к вечеру мы вчетвером усаживались на камни, любовались закатом, пили рисовое вино и умилялись детям, которые комично ковыляли по берегу.

Как-то раз, когда мы с Ми Чжа выходили из моря в костюмах хэнё,

Сан Мун сфотографировал нас камерой, подаренной ему на свадьбу. Я решила, что он понемногу приходит в себя, несмотря на горечь и страх, навеки поселившиеся в сердце. Как и многие другие беглецы с Севера, он ненавидел коммунизм и не питал доверия к тому, какое будущее могут выбрать Чеджудо и остальная страна. А вот мой муж как раз был полон оптимизма по поводу нашей новой нации и ее будущего. Они вечно ссорились, а ко времени возвращения по домам почти не разговаривали.

2008: ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Ён Сук опять не спится. Она лежит на подстилке, смотрит в потолок и слушает, как волны бьются о скалы. Ее беспокоит, что она допустила ошибку при вчерашнем погружении. А вдруг дальше она начнет ошибаться все чаще? Еще она беспокоится о детях, внуках и правнуках. И о том, что будет, если Северная Корея решит напасть на Южную. Думает она и про нынешнего президента, которого корейский народ избрал взамен прежнего, обвиненного в получении взятки. Может, лучше бы правил пусть коррумпированный руководитель, но уже знакомый?.. За восемьдесят пять лет жизни одно Ён Сук усвоила твердо: правительства приходят и уходят, и кто бы ни занял теплое место, рано или поздно он тоже поддастся коррупции.

Все эти мысли теснятся на поверхности ее сознания, и это ее даже радует, потому что из глубины все время рвутся воспоминания, в которых слышатся крики и мольба, и от этих воспоминаний никак не избавиться. Ён Сук считает про себя до ста, потом в обратном порядке. Подчищает собственный мозг изнутри воображаемой стирательной резинкой. Расслабляет пальцы на ноге, потом стопу, лодыжку, икру, постепенно двигаясь к макушке, а оттуда мысленно спускается к другой ноге. Она делает все возможное, чтобы изгнать из сознания терзающие ее образы. Ничего не помогает. Никогда ничего не помогает.

Когда наконец настает рассвет, Ён Сук одевается, завтракает и размышляет, чем заняться. Кое-кто из ее подруг утешается мыльными операми по телевизору, но ей проблемы персонажей неинтересны. Нет, она не из тех старух, что сидят дома и смотрят телевизор. Но сегодня она чувствует себя усталой, хоть ей и неприятно признаваться в этом даже себе. Хорошо было бы выйти на берег и отдохнуть в павильоне. Там можно смотреть на море и наблюдать, как недалеко от берега погружаются и всплывают хэнё, слушать напевный и тревожный звук их сумбисори. А еще можно подремать. Никто ее не станет беспокоить — она древняя старуха и пользуется в Хадо всеобщим уважением.

Однако многолетняя привычка приводит ее в цементное здание с жестяной крышей, где теперь находится бульток Хадо. Женщины сидят снаружи на корточках. На них рубашки в цветочек или в клетку с длинными рукавами. Лица защищают от солнца большие соломенные шляпы или чепчики с широкими полями. Ноги в сползающих белых носках обуты в пластиковые шлепанцы. Заведующий кооперативом обращается к хэнё

через рупор. Ён Сук сложно сказать, что ее больше раздражает: то, что ими командует мужчина, или завывающий звук его рупора.

— Сегодня вы, как испокон веков, выполняете работу хэнё, но теперь у нее новое название: вы хранители моря.

Когда-то считалось, что дары моря нескончаемы, как материнская любовь, но некоторые участки океана совершенно опустели: там погибли и кораллы, и водоросли, и живность. Отчасти дело в изменении климата, отчасти — в чрезмерном вылове рыбы, а отчасти — в человеческом невнимании. Поэтому хэнё теперь ныряют за «урожаем» пенопласта, окурков, конфетных оберток и бутылок. Заведующий заканчивает свои указания словами:

— Ён Сук и сестры Кан сегодня убирают мусор на берегу. — Он хочет сберечь достоинство старухи, не упоминая ошибку, которая вчера чуть не стоила ей жизни, но Ён Сук невольно гадает, разрешат ли ей снова нырять, пусть даже на мелководье.

Женщины помоложе — их стало заметно меньше, чем даже десять лет назад, — берут снаряжение и лезут в грузовик, который отвезет их к лодке. Сестры Кан и Ён Сук берут сети и подушки и плетутся на пляж. Сестры немедленно принимаются поддразнивать подругу.

— Ну спасибо тебе за приятный сюрприз, старушка, — ворчит Кан Ку Чжа.

— Мы ведь так любим торчать под солнцем на жаре, — издевательски добавляет Кан Ку Сун.