Остров русалок

Я собрала столько еды и воды, сколько могла унести. Кроме скудных припасов и двоих детей, мне нечего было взять с собой. Ни с кем не попрощавшись, в самый темный час ночи я вышла на улицу и босиком прокралась через деревню. Воду и еду я несла на спине, Кён Су привязала к груди, а Мин Ли держала за руку. Я набила дочери рот соломой и завязала тряпкой, чтобы, пока мы не выберемся из деревни, девочка не произнесла ни звука. Мы шли всю ночь, обходя зловонные лагеря беженцев, откуда доносились жалобные стоны. Днем мы устроились в тени каменной стены у заброшенного поля и уснули. Когда стемнело, я снова пустилась в путь, держась подальше от огибающей остров земляной дороги. Мы шли поближе к берегу, стараясь избегать любых признаков присутствия человека — домов, масляных ламп, открытого огня. Все тело у меня болело: на груди спал Кён Су, на бедре я несла Мин Ли, а за спиной болтался тяжелый мешок.

Когда мне уже казалось, что я и шагу больше не смогу ступить, впереди замаячили очертания Хадо. Я полетела вперед как на крыльях. Мне невыносимо хотелось найти отца и брата, но долг требовал идти в дом свекрови. Я свернула в ее двор.

— Кто там? — раздался дрожащий голос.

Я очень многое пережила, но мне даже не приходило в голову, что До Сэн, одну из самых сильных женщин, которых я только встречала, мог так придавить страх.

— Это Ён Сук, — прошептала я.

Передняя дверь медленно открылась, из нее высунулась рука и втянула меня внутрь. В полной тьме, без мерцающего света звезд в небе, мне не удалось сориентироваться, пришлось ждать, пока глаза привыкнут. Грубая ладонь До Сэн по-прежнему сжимала мне запястье.

— А где Чжун Бу и Ю Ри?

Я не могла заставить себя говорить, но само мое молчание послужило свекрови достаточным ответом. Она подавила всхлип, и в темноте я почувствовала, что она пытается взять себя в руки и не свалиться под тяжестью горя. До Сэн коснулась моего лица, провела руками вдоль всего тела, погладила Мин Ли, узнавая пальцами ее волосы, крепкие ножки и ручки. Потом она ощупала младенца у меня на груди. Не найдя со мной Сун Су, свекровь поняла, что я тоже потеряла сына. Так мы и стояли вдвоем — две женщины, связанные глубочайшим горем. Мы заливались слезами, но боялись произнести хоть слово — вдруг услышат.

Даже закрыв дверь и опустив стену, которая служила для проветривания, мы двигались беззвучно, точно призраки. До Сэн развернула спальную подстилку. Я сначала уложила Мин Ли, потом отвязала Кён Су. Мне тут же стало холодно: рубашка и брюки спереди промокли от мочи сына. До Сэн раздела меня, как маленького ребенка, и вытерла мне грудь и живот мокрой тряпкой. На секунду она задержала руку на едва заметной округлости внизу живота, где рос ребенок Чжун Бу. Горе и надежду, охватившие в тот момент нас со свекровью, невозможно выразить никакими словами. До Сэн по-прежнему на ошупь надела на меня рубашку и прошептала:

— Потом поговорим.

Я спала много часов, хотя смутно осознавала, что с рассветом вокруг что-то стало происходить. Кто-то заходил в дом и выходил, потом свекровь отцепила от меня Мин Ли, чтобы сводить ее в отхожее место, а может, собрать воды и топлива. Кён Су пискнул пару раз, и я достаточно пришла в себя, чтобы ощутить, как мальчика подняли со спальной подстилки и унесли подальше, чтобы не будить меня. Я слышала голоса мужчин, негромкие и встревоженные, и знала, что это мои отец и брат.

Когда много часов спустя я наконец открыла глаза, До Сэн сидела скрестив ноги примерно в метре от меня. Кён Су ползал неподалеку, изучая обстановку. Мин Ли раскладывала пары палочек для еды на краях мисок, расставленных на полу. В комнате пахло пропаренным просом и терпким ароматом забродившего кимчхи.

— Ты проснулась! — воскликнула Мин Ли. По голосу дочери я чувствовала, что она до сих пор боится: вдруг я ее покину или отдам кому-нибудь. Бедная девочка помогла мне сесть и протянула одну из мисок. Еда пахла просто замечательно, от нее исходил аромат дома и безопасности, но живот у меня невольно свело.

— После бомбардировки Хиросимы, — внезапно сказала свекровь, — я никак не могла принять случившееся. У меня полгода не было месячных, но муж не благословил меня еще одним ребенком. Мне наконец пришлось признать, что он умер один, что рядом не было ни меня, ни кого-нибудь из близких. Самое худшее — гадать, сразу он умер или мучился. Я, как и ты, не могла есть. Не могла спать…

— Спасибо, что переживаете за меня.

До Сэн грустно улыбнулась.

— Упади восемь раз, встань девять, — для меня это пословица не столько про то, что предшествующие поколения прокладывают путь будущим, сколько про женщин Чеджудо. Мы вечно страдаем, но продолжаем вставать. Продолжаем жить. Ты не пришла бы сюда, не будь ты храброй. А теперь придется стать еще храбрее.

Она имела в виду, что, хотя в Хадо пока ничего такого не случилось, беды можно ждать в любой момент и с любой стороны — от рук повстанцев, полиции или армии.