Остров сирен

Он никогда не встречал такой женщины. Но льстил себя мыслью: она тоже такого мужчины не встречала. Сказала как-то между прочим. И тут же испугалась. Бедная гордая девочка… Она не хотела от него зависеть. Не верила, что он может любить по-настоящему.

Надо было ей это доказать.

Красовский встал и закрыл окно, включил кондиционер. Жарко. Мозги плавятся. Как нарочно, именно сейчас навалились все эти проблемы.

С фирмой. С Яковом. С архивом.

Марина язвительно его спрашивает:

– Зачем ты хочешь стать потомком Мясина? Претендуешь на наследство?

Ему плевать на наследство. Когда у тебя все есть, перед тобой, если ты не одноклеточная амеба, встает вопрос самоидентификации. Вот это все: Кто я? Откуда? Куда иду?

Он читал какое-то исследование австрийской дамы-социолога, изучающей новое поколение богатых русских, живущих в Европе. Много она там нагородила чуши. Но об этом написала правильно: русским богачам сейчас стало важно продлить себя во времени назад, в прошлое, чтобы протянуть ветви своего родословного древа вперед. Они стали искать опоры в утерянных в революцию корнях, в именитых предках, подсознательно пытаясь доказать справедливость полученного ими богатства. Чем глубже твои корни, тем сильнее ствол и мощнее крона.

Его семья и так была не рядовой: прабабка – балерина императорского театра, ее родные – дворяне, пусть и мелкопоместные. Но если в роду есть гены великого Мясина… Это совсем другая история рода. И когда у них с Полиной будут дети…

От этой мысли почему-то потянуло низ живота, а в груди разлилось теплое счастье.

Марина не могла иметь детей. Это не его вина – видит бог, он ей ничего не запрещал. Она сама решила сделать аборт, когда они только начали встречаться. Ведь он был женат.

И у него была дочь. Какие к нему претензии?

Красовский вздохнул.

С Мариной разобраться будет труднее всего. Теперь она стала еще и угрожать:

– Уйдешь – покончу с собой!

Иногда предательская мысль заползала змеей: «Ну так покончи».

Сказал же как-то пьянствовавший тут Пикассо: «Когда я меняю жену, прежнюю мне хочется сжечь».

Если честно, Красовский давно не понимал, зачем существуют на земле женщины за сорок. Нет, ну вот правда. До 20 – ладно, пусть до 25 – это любовницы. Потом до 30 – матери. Хорошо, пусть до 45 они растят детей, хотя сейчас все чаще за них это делают няньки.

Но дальше? В 50? Зачем эти потолстевшие женщины ходят, что-то говорят, вдыхают дефицитный кислород? Даже требуют близости. Какой от них прок? Раз в природе все целесообразно, то вместо менопаузы у женщин должна наступать аннигиляция. Это было бы милосерднее. В том числе для них самих.

Он сам пугался своих мыслей, но деться от них никуда не мог. С первой женой – ошибкой студенческой юности – они легко, как-то вприпрыжку разбежались через год. Смешно вспомнить. Детей не нажили, делить нечего – в мамину квартиру он жену так и не прописал, тусовались у нее в общаге. Вот был развод! Сходили в загс, поставили штампики о досрочном выходе на свободу из брака. К Светке в комнату перепорхнул его лучший друг. А сам он – в койки других факультетских красоток. Через две недели они уже опять все вместе выпивали веселой громко ржущей компанией.

Второй развод проходил тяжелее, отдирали брачные узы с мясом, по-живому. Со скандалами и слезами. Скандалила жена, плакала дочь, семилетняя Соня. Тогда уже у Красовского было что делить. И жена на его же деньги наняла дорогого адвоката: хотела забрать половину его фирмы. Еще и куражилась: «А ты проведи эксперимент: пойдет за тебя эта шлюха без денег?»

Но все как-то утряслось. В России суды принимают решения не по букве закона, а по понятиям: детей оставляют матерям, а деньги – отцам.

Так что Марине кое-что досталось. А потом приумножилось, добавилось, приросло.

Казалось бы – живи и радуйся. Так она свихнулась на почве ревности. Не без оснований, конечно. А кто сейчас не изменяет? Нет, в телефоне стала рыться, по геолокации за его передвижениями следить. Даже с шашкой – висела на стене – на него бросалась. Шизофреничка. Как ни странно, поуспокоило ее появление Тамарки. Почувствовала серьезную угрозу. И замерла. Они с Тамаркой схватились в клинче и застыли: каждая боялась сдвинуться, чтобы не оказаться за канатом.

Полина это равновесие разрушила. Да все старое разрушила. Теперь главное – не пасть под обломками.

Игорь выключил свет и закрыл глаза. Чтобы стать счастливым, придется быть жестоким. Но ведь не он придумал такие правила игры.

Клякса в тарелке

– Знакомьтесь, моя дочка Соня! – сказал Красовский. Рядом с ним стояла – да нет, стояло толстенькое существо, меньше всего похожее на чью-нибудь дочь. Ярко-фиолетовые волосы, разноцветные стразы вдоль носа и над бровями, под глазами – серебряная пыль вместо слез, на нижней губе – пирсинг как коричневая болячка, на щеке – наклейка с кактусом.