Остров Укенор

Письмо пятое (набрано на компьютере без пробелов)

Этоникогданезакончится,ивовсенепотому,чтоясошёлсума,вовсенет,инепотому,чтосломалсяпробел,нет,номестаоченьмало,слишкоммаломеста,нужноуместитьвсёнаодинлист,иядумал,чтооставить,запятыеилипробелы,запятыеилипробелы,иоставилзапятые.Говорят,чтоеслидолгодолгодолгонабиратьвсеподрядзнаки,томожнослучайнонаписатьроман.Например,романобостровеслучайныхклавишУкеноре,гдевремяидётвобратномнаправлениииможноегоостанавливать,какплёнку,всматриваться,выбирать,любоватьсядеталями.Вотдочегоядошёл.Ктотооткрылдверьснаружи,яслышал,каклязгнулключ,какскрипнуладверь.Ктотозашёлисидитнамоейтахте(и,мнекажется,вмоёмсвитере,ноянемогузаставитьсебяобернутьсяипосмотреть).Еслионпрочтётэто,топоймёт,чтонужноделать.Но,можетбыть,унегонетрук,чтобыпользоватьсяклавиатуройилимышкой.Кажется,онвключаетвидеокассеты…

Звук видеокассеты в магнитофоне.

Астиан ходил кругами в гостиной. Потом поднялся на несколько ступенек по деревянной лестнице и остановился. Спустился, поднялся снова. Решительно зашагал наверх. Остановился возле закрытой двери. Затем постучал.

– Унимо, открой, пожалуйста!

Прислушался. Вздохнул. Стал ходить вдоль двери, заведя руки за спину.

– Унимо, ну послушай, я не хотел тебя обидеть.

Прислушался. За дверью было тихо.

Титры: «Вот ведь упрямый мальчишка! И ничего ведь такого не сказал ему».

– Нимо, я ужасно устал, ты должен ведь понимать, что…

Астиан остановился у двери, приложил ухо и прислушался.

– Ладно, прости меня, я был неправ. Прости, слышишь?

Титры: «Ну что же мне, на колени встать? Что он о себе возомнил! Зачем заставлять другого человека унижаться, даже если ты прав, что за малодушное удовольствие!»

Астиан ещё несколько раз прошёлся вдоль двери, потом сел на верхнюю ступеньку лестницы.

– Унимо, ты ведь помнишь, как мне… как нам пришлось тяжело, когда ушла мама. Признаю, я не лучший отец в мире, но, знаешь, я старался. Больше, чем когда-либо для каких-то дел, которые имеют отношение к людям. Я думал что со мной такого не случится, да, но потом встретил твою маму. В такие моменты думаешь, что делаешь именно то, что хочешь – как будто оказываешься в реальнейшем. Но я с самого начала знал, что это обман, знал, к чему это ведёт. И потому я виноват вдвойне. Но иногда, бывает, хочется принять неправильное решение, только для того, чтобы понять, что ты можешь. Унимо?..

Титры: «Белый свет энергосберегающей лампочки в садовом фонаре заливал веранду в аккуратном, словно расчерченном по линейке мелом, европейском пригороде. С белыми игрушечными заборами, газонами и семейными автомобилями («Для семьи я выбираю вместительность и надёжность…»). Вдалеке кричали лягушки.

– Я начал понимать, что меня обманывают, когда они все стали заводить собак, жён, детей. «А как же всё то, что вы говорили?» – думал я, стоя в растерянности у очередного пылающего семейного очага.

Собеседник усмехнулся, налил ещё вина в старинный серебряный кубок и порезал на дольки зелёное яблоко.

– Но хуже всего, когда они «приходили к Богу». Шли-шли и пришли, вот они мы, здравствуйте! Ничего не понимали, а теперь поняли. И такое сразу самодовольство, смотреть противно. Слова, наши слова, уже ничего не значат. И это меня ужасно злило, потому что у меня не было ничего, кроме тех слов. Кроме того, что мы рассказывали друг другу, пьянея от собственной наглости…

– Ну-ну, кого винить в том, что ты так и не смог повзрослеть?

На верандеу деловито шурша, выбежал голодный весенний ёжик, остановился, принюхиваясь смешной усатой мордочкой к запаху земли, мокрого дерева и людей, а затем утащил упавшую на пол кожуру яблока.

– Нет, теперь-то я понимаю. Но тогда я злился, отлучал отступников от церкви нашей дружбы…

– Теперь не злишься?

– Теперь – нет, но…

– Вот и хорошо, – собеседник придвинул кубок с вином и блюдечко с дольками яблока. – Как лягушки кричат, слышишь? Наверное, будет дождь».

Астиан снова встал и приблизился к двери, но стучать не стал.

– Унимо. Унимо, я люблю тебя, – сказал он.

В комнате было пусто. Окно открыто, ветер раздувал белые занавески с крошечными рисунками парусников.

Титры: «Их Унимо сам выбрал, когда они с отцом ходили на городской рынок».

Звук выключения видеокассеты.

Звук видеокассеты в магнитофоне.

Астиан шёл по длинному коридору, выкрашенному грязно-голубой краской. Из открытых дверей падал тусклый электрический свет.

Титры: «Каждая комната была набита детьми. Но они молчали. И эта тишина, если вдуматься, была самым страшным звуком. Бесполезно кричать, если тебе всё равно не помогут. Это усваиваешь здесь довольно быстро. Хорошие и глупые дяди и тёти говорили, что чужих детей не бывает, но они были здесь, сложенные в кладовку, как зимние вещи».

Астиан зашёл в одну из комнат. Огляделся, нашёл в углу его (он сидел, поджав ноги и закрывая ладонями уши). Подошёл. Улыбнулся.

– Привет, Форин!

Он молчал.