Ноэ ждал этого момента все шесть лет:
– Конечно, Айл-Унимо! – лицо Ноэ было таким радостным, что Унимо не выдержал и увёл взгляд в сторону.
– Мне нужно уехать. Можешь, пожалуйста, присмотреть за маяком?
Теперь Ноэ стремительно помрачнел, но повторил:
– Конечно, да, я… не беспокойтесь.
И замолчал. Он всё ещё слышал «мне нужно уехать».
– Будет удобнее, если ты сможешь поселиться на маяке. Там есть запас воды, еды, деньги, если что-то нужно будет, то можешь обратиться к Мице… – деловито припоминал Унимо.
– Айл-Унимо, всё будет в порядке. Я постараюсь, точнее.
Унимо улыбнулся. Подумал, что для Ноэ это может быть лишним доказательством того, что он заслуживает доверия. Но тут же отогнал эту мысль, поскольку обратился к своему должнику только потому, что знал: он не сможет отказать.
– А вы… надолго уезжаете? – наконец спросил Ноэ.
– Я не знаю, Ноэ, – покачал головой смотритель, – теперь я совсем ничего не знаю.
Тэлли, оставшись одна на маяке, думала о Форине. О том, как она часами сидела на галерее и любовалась его руками с длинными пальцами, что так точно разливали масло, протирали лампы – и застывали в нерешительности, когда их хозяин вынужден был что-нибудь говорить.
Чтобы не соскользнуть в прошлое, Тэлли стала думать о предательстве. О том, что ей снова приходится обманывать старых друзей. Нет, не так – это называется «не договаривать». Потому что незнакомец в театре на самом деле прошептал ей: «Приведите мне Мастера Реальнейшего. Иначе на ярмарке Дня урожая всё закончится не так скучно, как сегодня».
«А что ты хотела, дышать воздухом реального и никогда никого не обмануть?» – она почти услышала насмешливый голос Форина, но, к счастью, вернулся Унимо: промокший насквозь, но неожиданно весёлый. «Вот теперь самое время для чашки кофе, – улыбнулся он и произнёс про себя: – Я хочу оказаться в Тар-Кахоле с Тэлли».
Эписодий первый
Форин, бывший Мастер Реальнейшего.
Флейтист, бывший Мастер Игры.
Форин. Опять твои скучные игры. Для бывшего Мастера Игры слишком много предсказуемого. И любопытства.
Флейтист. Ничего-ничего, начнём играть, а там ты втянешься. Вот как уже разговорился! Паникуешь, да?
Ладно, это ещё не вопрос, так, разминка. А вот теперь внимание, вопрос: ты скучаешь по Шестистороннему?
Форин (
Флейтист. Шучу, это тоже ещё не вопрос. Вопрос нам задаст некий Унимо Ум-Тенебри из Тар-Кахола. Точнее, несколько вопросов. У нас что-то с видео, но мы дословно записали его вопросы, вот они. (
Форин. Перестань.
Флейтист. Как скажешь.
Письма из Комнаты
Здравствуй, сын! (Зачёркнуто.)
Эти письма – всё, что у меня есть, чтобы не сойти с ума. Я уверен, что никто их не прочтёт. И это, знаете, неплохой задаток для искренности. Записать, чтобы самому не забыть, не запутаться. Раньше я часто так делал. Иногда останавливался посреди улицы, доставал потрёпанный блокнот и записывал. А потом – открывал «заметки» в телефоне и печатал, но это было уже не так хорошо. И обычно ничего не перечитывал. Но теперь мне придётся. Перечитать всё, что я когда-либо написал.
А ещё мне кажется, что если я напишу, как было на самом деле, правдиво до последней точки – то меня, наконец, отпустят. Учитель проверит, кивнёт: «Да, всё верно». И позволит открыть дверь. Чтобы впустить
Впрочем, лучше по порядку, пока сознание моё ещё послушно глазам.
Если оглядеться, то можно понять, что я сижу в комнате. В своей детской комнате. С полками пыльных книг, короткой тахтой и бесценными сокровищами с помойки. Даже запах тот же самый: пыли и фруктовой жвачки – такой, в жёлтых фантиках с машинками-наклейками.
И вот в чём странность: на самом деле я уже умер.
Но опять забегаю вперёд… теперь это письмо – мой мир, и надо хотя бы здесь соблюдать видимость порядка.
Не знаю, кто, какой цезарь и за какие грехи меня сюда сослал, но это ужасно остроумно! Если отвлечься. Если бы это был не я. Нет, правда: отправить того, кто привык повелевать мирами, сидеть в своей детской комнате и ждать, пока родители соизволят сменить гнев на милость (и гадать: а вдруг родители вообще про тебя забыли?).