Остров Укенор

Королевские птицеловы празднуют победу: поймали семью шинти. Под видом бродячих артистов шинти разъезжают по Шестистороннему и воруют детей. Все это знают.

Выпито уже изрядно, кто-то предлагает поупражняться в стрельбе. Со смехом говорят про подходящую мишень. Разбойник шинти, который вздумал отстреливаться, когда за ним погнались. Ничего не стоит сказать, что он был застрелен при сопротивлении. Никто не будет возражать. Посетители трактира — жители деревни, из которой пропала девочка.

Разбойника развязывают, ему на голову с хохотом ставят яблоко. Сначала оно падает, но его поднимают и ставят снова. Думают, что это отличная шутка. Но один из офицеров птичников действительно начинает целиться. Мальчишка шинти вдруг поднимается, связанными на запястьях руками вытаскивает из сапога нож и метает его в сторону птичника. Нож пролетает в дюйме от головы стрелка и впивается в стену.

Мальчишку хватают и начинают избивать, но птичник, чудом избежавший смерти, поднимает ладонь, призывая остановиться.

— Что вы, такое мастерство, напротив, должно быть вознаграждено, — говорит он с улыбкой, подходя ближе к шинти. — Предлагаю такую игру: я отпущу вас на все шесть сторон, клянусь Защитником, если ты так же ловко, как в стену над моей головой, попадёшь в это яблоко на голове разбойника.

Мальчишка бледнеет и смотрит на отца. Отец едва заметно, чтобы не уронить яблоко, кивает.

— Я даже развяжу тебе руки. Но, — произносит птичник, выдёргивая нож из стены и с любопытством разглядывая узор на рукоятке, — если ты попадёшь куда-либо, кроме яблока, вы оба и эта девчонка, — он указывает пистолетом на девочку-шинти, которая неподвижно сидит в углу, завесив лицо тёмными волосами, — умрёте.

Нож ему подарил отец на четырнадцатилетие. Рукоятка из чёрного дерева таго, закалённая сталь. Он мог часами тренироваться метать нож, расчерчивая под мишени все деревья вокруг стоянки. Он уже делал это много раз. Ничего сложного.

Отец ободряюще улыбается.

Яблоко, красное с зеленоватым боком, становится вдруг огромным.

Замирает на мгновение и с глухим стуком падает на пол, катится под стол, оставляя яркий красный след, словно карамельное яблоко на ярмарке Дня урожая…

— Это не я уронил, это ты уронил, — Унимо ласково взглянул на него. — Промахнулся, бывает.

Он побледнел. И засмеялся:

— Поверил, да? О, это ведь слишком театрально. Даже для прошлого века. Но никто не хочет знать, как было

, все хотят знать, как было на самом деле. Впрочем, неважно, — нахмурился он. — Я хочу, чтобы ты помог мне. Иначе я не отстану от этого города.

Унимо взглянул на него удивлённо, предоставляя возможность остановиться на границе. Но он уже не хотел ничего замечать.

— Всего лишь одно маленькое исключение из правил реальнейшего. Мне нужно то, что принадлежит мне по праву. Мне нужна моя смерть.

— Что готов ты отдать за мою помощь?

— Всё что угодно! — мальчишка смотрит решительно и прямо. Даже ответ «жизнь» не пугает его. Он ведь действительно готов на всё. Глаза его горят, и Мастер с трудом удерживает улыбку.

Кровь на стенах, на деревянном полу — чёрная, смешанная с весенней грязью. Птичники дрожащими руками стреляют друг в друга, надеясь остаться в живых. Но тщетно. Самый меткий мучается дольше всех.

Когда трактир сгорает дотла, мальчишка ещё долго сидит на пригорке, вдыхая волшебный запах гари.

— Ну что, теперь доволен? — спрашивает Мастер, устраиваясь рядом.

Мимо лениво проплывает шмель. Мальчишка срывает и мнёт в руках цветок клевера, хмурится.

— Да, — отвечает он.

— Отлично, — бормочет Мастер, роясь в карманах. Достаёт красное карамельное яблоко. Протягивает: — Это тебе. А мне отдашь то, чего у человека нет, пока он есть. Если захочешь вернуть, разыщи меня или Мастера Реальнейшего.

Не дожидаясь ответа, он легко сбегает с пригорка. Унося в кармане угли.

Уже на дороге Мастер Смерти оборачивается и машет ему.

Если бы ты был Форином — настоящим Мастером Реальнейшего, — что бы ты сделал? Унимо видел, как пылает надежда в глазах мальчишки. Но в море реальнейшего этому пожару не суждено было разгореться.

— Пойдём, — тихо сказал Нимо, поднимаясь и заставляя себя поверить в то, что ноги не были сломаны совсем недавно.

Разумеется, он не покорился. На горизонте вскипала гроза — не те цветочные облака, которые вырастают от самого горизонта каждую весну, а бурая, наполненная злобой туча.

Унимо грёб, стараясь не смотреть на горизонт. Ботинки промокли: волны уже то и дело захлёстывали лодку. Грёб, грёб, грёб. Нимо стал руками, гладкими обводами лодки, криком чайки, улепётывающей от грозы.

Он успел: в тот момент, когда волны с рёвом опрокинули лодку, Унимо уже держал в руках скользкую стеклянную бутылку.

Оказавшись в воде, он отчаянно заработал ногами и одной рукой. Зубами выдернул пробку — почувствовал водоросли, рыбу и дерево, а ещё боль от того, что сжал зубы слишком сильно, — и, отбиваясь от удушающего морского объятия, прочитал: «Тьер».