Острова, не тронутые временем

Меня очаровали раскачивающиеся фонарики, большие свитки с изящной живописью, флаги, расшитые золотом и серебром, яркие накидки, разукрашенные павлинами и разбросанными там и сям сверкающими брызгами бус, пламенные костюмы, стянутые на поясе богато украшенными обручами, замысловатые головные уборы. А на полу раскинуты ковры ярко-желтого, какого-то королевского цвета. Стоят экраны из богатой материи, расписанные изрыгающими огонь драконами. Помимо звуковой речи, отличающейся резкими перепадами тонов, у китайцев есть еще и язык цвета. Жизнь движется здесь в медленном темпе, но она не монотонна.

Из-за оркестра тихо выступила девушка. Ее оливковая кожа чуть тронута белой пудрой. Одета она совсем по-восточному. Я никогда не подумал бы, что китайская девушка может быть так красива. Прелестный овал лица как бы удлинялся полукругом павлиньих перьев, широкая оранжевая накидка не скрывала грациозности движений. Потом девушка легла на кушетку, покачивая туфлей на ноге, выпуская кольца сигаретного дыма, — она отдыхала перед следующим выступлением.

Тут наконец я оглядел театр. Представление до того захватило меня, что только сейчас я обратил внимание на самое удивительное — внешний вид китайского театра. Представьте себе улицу, которая заканчивается тупиком — фантастической сценой, прикрытой сверху листами жести. В первом ряду сидят серьезные тихие ребятишки. С балконов двухэтажных домиков, расположенных по обе стороны улицы, на сцену смотрят зрители. В домах большие открытые окна, за ними хорошо видны спящие под москитными сетками люди. Прямо на улице перед домами стоят полотняные кресла. Перед лавками мясников свисают красные туши, образуя подобие театральных декораций. Прямо на мостовой что-то варится на деревянной плите. Среди сваленных в кучу декораций спят люди. Торговцы фруктами сидят за маленькими столиками, на которых навалены груды разрезанных арбузов, коробочки с личжи[176]

, манго, необъятные грозди ярко-желтых занзибарских бананов, красные палочки сахарного тростника, плоды хлебного дерева и земляника. И рядом — огромная вырезанная из дерева позолоченная статуя Конфуция.

Разрывы хлопушек означают конец пьесы. Я сунул в руку директора театра банкноту в пять рупий и, полуоглушенный, двинулся к выходу, где меня ждал лодочник.

Маврикийский дронт (додо) — пожалуй, самое известное из тех примечательных животных, которые исчезли в результате безжалостного истребления. Он нашел свое бессмертие в «Алисе в стране чудес»[177]. Англичане с пафосом говорят: «И дронт погиб», не отдавая себе отчета в том, что эта странная птица, которая одолжила свой образ для литературы, вообще когда-либо существовала на земле. Я видел кости дронта в музее Порт-Луи. Дронт — довольно неуклюжая птица величиной с гуся — внешне напоминает гигантского бегающего голубя (археолог, доктор Роберт Брум считал южноафриканского зеленого голубя Деланда родственником дронта). На островах, где у птиц нет естественных врагов и им не нужно пользоваться крыльями, они со временем начинают терять оперение. Потом появляется человек, и дни таких птиц сочтены.

Дронт, пожалуй, смог бы жить и дольше, потому что коки голландских судов, те, что захватили Маврикий, не знали, можно ли употреблять в пищу эту невкусную птицу, с жестким мясом. К сожалению, корабли завезли на остров свиней, которые давили яйца дронтов, а также кошек и собак, уничтожавших старых и молодых птиц. Кроме того, их истребляли моряки, которым не терпелось отведать свежего мяса. Последние дронты еще встречались в 1681 году в удаленных уголках острова, но к 1683 году все они были целиком истреблены. Во время путешествий по острову я слышал любопытную легенду, рассказывающую о том, что дронты якобы еще попадаются высоко в горах в глубине острова. Боюсь, однако, что дронта не удастся более обнаружить, так как неожиданно в Новой Зеландии была найдена совершенно новая птица — гуйя. Дронтов не видели на Маврикии вот уже более двухсот пятидесяти лет.

Однажды я держал в руке яйцо дронта. Оно принадлежало мисс Кортиней Латимер из Ист-Лондона (Южная Африка). Некоторые зоологи рассматривают это большое кремовой окраски яйцо как самый важный экспонат для своей науки. Оно стоит, должно быть, на сотни фунтов дороже, чем бледно-зеленое яйцо большой гагары или ископаемое яйцо цвета слоновой кости мадагаскарского эпиорниса[178], самой большой птицы древнего мира. В самом деле, пожалуй, единственным яйцом, которое не уступило бы яйцу дронта, могло бы стать целое яйцо моа[179]. Осколки таких яиц обнаружены в пещерах Новой Зеландии. За них платили большие деньги, но целого яйца моа пока еще не находил никто.