Острова Тубуаи

Как я предугадал его движение — не знаю. Но всего лишь на долю секунды я опередил противника, уклонился от удара, метнулся навстречу и уже в прыжке врезал Грине с правой в кадык. Гриня захрипел, схватился за горло. Я стал бить его еще и еще, сильной подсечкой сбил с ног, и он грохнулся на землю лицом вниз и чуть набок, неловко подломив под себя руку. В тот же миг я пнул его, удар пришелся по затылку. Гриня застонал, перевернулся на спину. Я двумя ногами, с разлету, прыгнул ему на лицо и отскочил в сторону.

Зрители поднялись со своих мест. Но они еще не решались выйти на поле. Бой не был закончен, хотя все понимали, что от таких ударов невозможно быстро очухаться. Если вообще можно очухаться. Потому все в нерешительности переминались и смотрели на Гриню. Он медленно поднялся на колени и теперь раскачивался из стороны в сторону, заслонив лицо ладонью.

Я знал, что меня никто не осудит, если я сейчас добью противника. Это была Разувайка, и человеческие правила здесь не действовали. Я знал, что только по этой причине все стояли сейчас, замерев и не смея ступить на поле. Остался сидеть только Валька. Казалось, ему было неинтересно, что творится вокруг. Его голова была по-прежнему опущена. Гриня встал на ноги, опустил руку. Вместо лица у него было красное пятно. Оно казалось плоским. Гриня поморщился и сплюнул. На землю упали густые кровавые ошметки. На губах выступила розовая пена. Левая рука Колончакова плетью висела вдоль тела. Правой он ощупывал лицо.

— Завязывайте, — крикнул Генка, но голос у него сорвался.

Кто-то (кажется, это был Сашка) вышел на поле.

— Назад! — прохрипел Гриня. — Мы еще не закончили. Назад!

Я услышал его голос и почувствовал, что тоже хочу продолжать бой. Какая-то сила подтолкнула меня, я еле сдержался, чтобы не побежать, и медленно пошел навстречу Грине. Он тоже сделал шаг ко мне, но покачнулся, застонал и схватился за левую руку. Этот его стон словно подхлестнул меня. Вмиг я оказался рядом. Я близко увидел его разбитое лицо, его взгляд, в котором сейчас был только ужас. Я ударил. Лицо вдруг исчезло, и я не сразу понял, что Гриня повалился мне под ноги. Тогда я схватил его за волосы, приподнял левой рукой голову, а правой стал бить еще, еще, еще, уже не понимая, куда приходятся удары, пока меня не оттащили. Я вырвался, попытался отойти в сторону, но вдруг согнулся от острой боли в боку. Было ощущение, что мне врезали ломом по ребрам, мне даже показалось, что они опять захрустели.

— Ребро? — я поднял голову и увидел Сашку. Потом Чику. Он стоял перед Валькой и что-то говорил ему. Чика повернулся ко мне, и я увидел, что в его глазах нет обычной усмешки. Сейчас в его взгляде было что-то бабское — жалостливое и растерянное. Заметив, что я смотрю на него, Чика отвернулся.

Я сел на землю, взглянул на Гриню. Он полз куда-то, помогая себе одной рукой, другую прижимал к боку. За ним шел Генка и что-то говорил ему плаксивым голосом.

— Что это он… ползет? — удивился я.

— Потерялся, — ответил Сашка.

— Помоги ему, — попросил я.

Сашка сразу отошел от меня, как будто только этого и ждал. Позвал с собой Чику. Втроем они стали поднимать Гриню. Он мычал и закрывал рукой голову.

— Валька, помоги мне, — крикнул я.

Услышав мой голос, Валька вдруг попятился. Но сразу повернул обратно, подошел, помог подняться. Левый бок у меня горел, каждое движение давалось с болью. Мы медленно пошли с поля. Уже на кромке я обернулся.

— Как он? — крикнул я.

— Да так, — отозвался Сашка.

— Зайди… — опять крикнул я, но говорить дальше не смог, застонал и стиснул зубы. Казалось, тело от боли сейчас лопнет. Сашка кивнул и махнул рукой.

Они уходили, тащили Гриню в противоположную сторону. Это было еще одно правило — противники с Разувайки должны были уходить в разных направлениях, чтобы побитых не видели вместе. Так было легче что-нибудь соврать, если подкатит милиция или любопытный взрослый пристанет с расспросами.

Глава 10

Дома никого не было. Мать с отчимом ушли куда-то. Это было мне на руку. Я сразу прошел в ванную. Еще не глядя в зеркало, разделся, медленно согнулся и сунул лицо под холодную струю. Вода в ванной сразу стала розовой. Кожу саднило, до лица было больно дотронуться. Казалось, оно стало вдвое толще, особенно болел нос. Морщась, я кое-как вытер лицо и только тогда посмотрелся в зеркало. Нос был сломан. Даже сквозь опухоль была заметна характерная кривизна. Под глазами наливались сизые круги. Я взялся за переносицу, с силой даванул в бок. В носу что-то щелкнуло, сразу и обильно хлынула кровь. Но нос выправился. Я еще раз его потрогал, вновь сунул лицо под струю воды. Кровь долго не останавливалась. Мне было больно стоять, согнувшись. Хотелось скорее лечь, расслабиться. Я взял полотенце, прижал его к носу и, подняв голову, ушел в свою комнату на диван.