Острова, залитые солнцем

 — Это морская ласточка — сильная и выносливая птица, — сказал Берн. — Вот увидите, она снова взметнется ввысь. — И действительно, в следующее мгновение птица поднялась в воздух и продолжала свой полет как ни в чем не бывало, такая же веселая и игривая.

Возле рифов вода бурлила, грохочущие буруны разбивались о подводный коралловый лабиринт, обрушивая на нос массу воды. В открытом море волны бушевали еще сильнее, наша лодка то взлетала вверх, то падала вниз, но не плавно, как игрушечная лошадь-качалка, а резкими толчками, с глухим стуком и всплеском. К счастью, бухта джарвов находилась рядом, справа от нас.

Сзади устрашающе ревело море, а впереди открывался чудесный вид на длинный, почти бесконечный белоснежный песчаный пляж, окаймленный узкой полоской леса, окрашенного в желтые, пурпурные, красные и оранжевые цвета. Пейзаж приобрел сказочное очарование, когда из тени ветвей показались олени и легкими прыжками скрылись в лесу, лениво покачивая рогами.

На какое-то мгновение я пожалел, что не взял с собой ружье — животные могли стать отличной добычей. Однако здесь, в лесу, сама мысль об этом казалась чудовищной и неуместной. Но, может быть, напрасно я так подумал. Не была ли судьба оленей предрешена — ведь они скрылись в направлении деревни джарвов?

Но Берн сказал:

 — Территория джарвов стала хорошим прибежищем для оленей. Их развелась здесь тьма-тьмущая. И все потому, что джарвы даже не прикасаются к оленине.

 — Странно, — сказал я. — Принято считать, что аборигены едят мясо любого животного.

 — Э, нет. Джарвы едят только мясо диких кабанов, возможно потому, что Андаманы — родина диких кабанов, а пятнистые олени были завезены сюда с материка. Более пятидесяти лет назад чиновник лесного департамента выпустил в лес четыре пары пятнистых оленей. И как они размножились! Теперь их, должно быть, десятки тысяч. Олени наносят огромный ущерб хозяйствам фермеров.

 — А почему бы вам не развести хищников для уничтожения оленей?

 — Несколько лет назад мы попытались это сделать, но из этого ничего не вышло. В джунгли выпустили пару леопардов, однако, никто не знает, что с ними стало. Никто их больше не видел. Возможно, их убили джарвы или же они умерли естественной смертью. Сейчас власти не хотят ввозить хищников, потому что долины заселяются. Опасаются, что хищники станут размножаться, как олени, и тогда жизнь поселенцев станет невыносимой.

По мере приближения к берегу цвет воды менялся — вначале она была зеленой, потом пастельно-серой и, наконец, стала такой прозрачной, что мы видели каждую песчинку на дне, а в местах, где над водой возвышались подводные скалы, мы наблюдали, как слегка покачиваются морские уточки и колеблются водоросли. В пятидесяти футах от берега мы бросили якорь, и я бросился в воду.

Немного поплавав, я решил полежать — окружающая обстановка действовала располагающе — и с наслаждением подставил солнцу свою спину, а ласковые волны то и дело набегали на меня. Так приятно было зарыться в прибрежный песок!

 — А вы не собираетесь купаться? — спросил я Берна, который дремал в лодке.

 — Нет, — сказал он с усмешкой. — Я становлюсь слишком стар для такого рода развлечений.

На обратном пути мы миновали какие-то бугры, которые окаймляли берег примерно в тридцати футах от того места, где стояла на якоре наша динги. Некоторые из них при нашем приближении начинали качаться. Один качался так сильно, что оторвался от своего основания и проплыл около двадцати футов, махая «крыльями», как птица. Когда наша лодка поравнялась с «бугром», он поднял муть со дна, словно маскируя свое движение. Я не мог понять, что это такое.

Берн наблюдал за происходящим с сосредоточенным вниманием.

 — Какая удача, что вам удалось увидеть их, — с волнением произнес он. — Это электрические скаты, чрезвычайно опасные.

Все больше электрических скатов «оживало». Они выплывали из воды вокруг нас и поспешно скрывались в отдалении. Казалось, целая колония скатов переселилась сюда, так как здесь было множество раковин и моллюсков, которыми они питались. Шум мотора, вероятно, встревожил их, и они старались уйти с нашего пути. Меня особенно поразили их размеры, самый маленький был величиной с веер, а самый большой — в половину нашей лодки, настоящее чудовище.

 — Как они нападают? — спросил я Берна. — У них, как я заметил, очень маленькие рты.

 — Они не кусают, как акулы, — ответил Берн, — а ударяют своим хвостом. Удар очень сильный, скат может переломить пополам человека.

Наша охота началась неудачно. Мы опоздали из-за того же, что и в Тируре: вся свора дворняжек желала бежать за нами, даже крохотные круглые щенки, едва научившиеся бегать. Удержать их было очень трудно. К нам присоединились еще пять полицейских с форпоста, и динги оказалась нагруженной до предела. В этой тесноте собаки, а их было семь, желали гулять там, где им хотелось. Но мы все терпели и не жаловались, потому что в андаманских джунглях нельзя охотиться без собак, так как только они могут поднять дичь в густых зарослях.