Острова, залитые солнцем

Мы направлялись на маленький островок, находившийся между устьем протоки, где вчера утром Хла Дин охотился на чирков, и другой протокой, текущей на юг. Был отлив и обнажились бесчисленные песчаные отмели. Чтобы достичь берега, заросшего мангровыми деревьями, нам пришлось сделать большой крюк. Привязав динги к дереву, мы стали осторожно пробираться по лабиринту, образованному подпорками мангровых деревьев, боясь упасть в болото под ними. Меня очень удивило, что собаки делали то же самое, но гораздо быстрее, и, когда мы пересекли болото, они уже были в джунглях.

Джунгли были непроходимыми, и тропы в них прорубали только охотники. Мы шли, все время оберегая голову, руки и ноги: ведь со всех сторон нас окружали кусты с шипами и птерокарпус, о который можно было обжечься. Временами мы попадали в такую непролазную чащу, что полицейским приходилось прорубать проход топорами. В довершение почти весь путь изобиловал подъемами и спусками, причем подъемы достигали высоты двухэтажного дома.

В джунглях собаки разбежались в разные стороны, и мы все время прислушивались, не раздастся ли лай. На Андаманах охотятся так: собаки бродят поодиночке, обнюхивают каждый куст, а когда обнаружат добычу, начинают сзывать всю стаю. Затем они окружают зверя и не выпускают до прихода охотника. Тогда собаки расширяют круг, чтобы охотник мог прицелиться и выстрелить. Они очень упрощают охоту — все сводится к стрельбе по почти неподвижной мишени.

Мы бродили уже час и совершенно выбились из сил — дорога была ужасной. На первой же поляне я свалился в изнеможении.

 — Берн, — сказал я, — давайте как можно скорее вернемся обратно, я умираю от жажды — забыл взять с собой фляжку.

Берн на минуту задумался.

 — Давайте поищем, не сумеем ли мы здесь как-нибудь утолить жажду, — сказал он, оглядываясь вокруг.

 — Нет уж, спасибо, — воскликнул я в ужасе. — Не буду пить и капли здешней воды. Я знаю, какие страдания приносит дизентерия.

 — Эта вода чище, чем хлорированная городская, — заверил он. Затем, повернувшись к Хла Дину, сказал что-то по-бирмански.

Хла Дин в это время безуспешно пытался подстрелить плодоядного голубя, но, услышав слова Берна, отстегнул свой нож — дхау и срезал длинный стебель тростника, росшего между двумя деревьями. Берн взял его, наклонил и попросил меня открыть рот. Из стебля потекла чудесная чистая вода, чуть-чуть кисловатая на вкус. Четыре или пять глотков — и жажды как не бывало.

 — В Бирме мы называем этот тростник «спасителем жизни», — сказал Берн, отбрасывая стебель.

Я был заинтригован.

 — Любой дикий тростник выделяет воду? Или только особая разновидность? — поинтересовался я.

 — Да нет, любой. Стебель такой длины, как тот, из которого вы пили, дает около стакана воды.

Площадь острова была не более ста акров, и мы за короткое время обошли, должно быть, всю его территорию.

Однако собаки лаяли всего один раз, да и то тревога оказалась ложной. Почему-то здесь не было никакой дичи. А мы думали, что на острове много кабанов и оленей.

Небольшое углубление на поляне объяснило нам все. Бенедикт внимательно осмотрел его и, удрученно покачав головой, сказал:

 — Как можно рассчитывать найти здесь зверей, когда единственный источник воды на острове иссяк?

Шел уже шестой час, надвигались сумерки, и мы решили, не теряя времени, вернуться домой, так как большая часть пути пролегала по извилистыми часто темным охотничьим тропам.

Полицейские не были разочарованы, потому что охота для них — обычное занятие, не более интересное, чем, скажем, сбор овощей на огороде.

Это было наше последнее утро в Тируре. Днем мы собирались уехать. Пока полицейские укладывали вещи в хижине, я сидел на открытом воздухе и любовался холмами, поросшими лесом. На Андаманах деревья достигают большой высоты — от ста до двухсот футов, иначе они погибнут, их заглушит густой подлесок и им не удастся пробиться к солнечному свету — источнику жизни. Временами ветер начинал раскачивать кроны деревьев, и тогда во все стороны летели семена. Пушинки хлопкового дерева плыли, как мыльные пузыри, семена четочника вращались, как винты вертолетов, а семена птерокарпуса катились по земле, как диски, и оказывались далеко от своих «родителей». Так природа предотвращает «перенаселенность» в этой чаще.

Голуби, рассевшись на ветках, грелись на солнышке. С холмов доносились крики попугаев. Белый аист перелетал с вершины на вершину и наконец поднялся в воздух и исчез в направлении гор в поисках мангровых деревьев. Поля и луга изобиловали цветами: лютиками, маргаритками, одуванчиками, лилиями. Вокруг порхали маленькие и большие бабочки. Кругом все было зеленым, за исключением территории форпоста, где рос красный жасмин, склонявший к земле свои безлистые ветви, усеянные молочно-белыми цветами, аромат которых наполнял воздух. Да, трудно было уезжать из Тирура.

Но вот пришел Берн и сообщил:

 — Все готово к отъезду. Оставим багаж в Конлинпуре, а к вечеру сядем на грузовик в Порт-Муате. Давайте проведем остаток дня на Тармугли — одном из двухсот прибрежных островов.