Освободители

Боливар нарушил обещания, данные Сантандеру. Он уехал, чтобы подавить восстание Паэса, но вместо этого признал его. Боливар надеялся утвердить власть единого правительства государств, составлявших Великую Колумбию, в котором Сантандер стал бы вице-президентом, а вместо этого он признал власть Паэса в Венесуэле. Более того — Паэс не должен был подчиняться Сантандеру, а только Боливару. Таким образом, фактически была признана независимость Венесуэлы. Боливар, когда-то создавший Великую Колумбию, теперь руководил ее распадом. Он успокоил Паэса, признав главенство вооруженных сил над конституцией. Так Боливар хотел спасти Венесуэлу от кровопролития.

Для Сантандера это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Теперь ему не было смысла поддерживать конституцию Боливара. Несмотря на глубокую неприязнь друг к другу, Сантандер и Боливар все-таки сохраняли приличия. Внешне их отношения не изменились, но на самом деле теперь они стали лютыми врагами.

Именно это изменение в отношениях Боливара и Сантандера стало поворотным моментом в судьбе Боливара. Именно тогда он потерял свою магическую силу. От былой решимости, которая так помогала Боливару в войне с Испанией, не осталось и следа. Ему в свое время не следовало принимать сторону Сантандера, так же как сейчас не следовало становиться на сторону Паэса. Враждующие политики Новой Гранады и Венесуэлы использовали Боливара для решения своих проблем: он избавил их от испанского гнета. Теперь он со своими грандиозными планами стал помехой в реализации их собственных интересов.

Через несколько дней Сантандер узнал о восстании, вспыхнувшем в гарнизоне Лимы. Восстание было направлено против патриотов. Его возглавлял офицер из Новой Гранады Хосе Бустаманте. Мануэлита переоделась солдатом и проникла в гарнизон, чтобы помочь подавить восстание. Ее узнали, схватили и посалили на корабль, отплывающий в Гуаякиль. Там она безуспешно попыталась обольстить Кордову, героя Айякучо. Вместе они отправились в Кито.

Санта-Крус подавил восстание, но Бустаманте удалось скрыться. Он бежал в Гуаякиль и там вновь поднял восстание. Трудно сказать, имел ли Сантандер прямое отношение к восстанию Бустаманте. В любом случае оно не огорчило его. Он ликовал в Санта-Фе-де-Боготе.

В Лиме старая перуанская аристократия воспользовалась восстанием как предлогом для отмены конституции Боливара. С момента учреждения конституции прошло всего пол-года. Президентом Перу был избран маршал де Ла Мар. Он занял место ставленника Боливара Санта-Круса. Старая гвардия блокировала радикалов.

Боливара возмутило то, что Сантандер поддержал восставших. «Коварный Сантандер… Я не верю ни его нравоучениям, ни его чувствам», — говорил после этого восстания Боливар. Огорченный, он написал Сантандеру, что больше не нуждается в его помощи. Сантандер, в свою очередь, заявил, что больше никогда не будет ему помогать.

Империя, созданная Боливаром, трещала по всем швам. Семейные дела также шли не лучшим образом. Боливар всегда уделял много внимания родственникам. Забота о них — одна из самых привлекательных черт его характера. Он усыновил детей своего умершего брата Хуана Висенте. Боливар был не особенно близок со своей сестрой Хуаной, но ее дочь Бенигну просто обожал. С особой нежностью он относился к сестре Марии Антонии. Она вела имущественные дела семьи в его отсутствие и стойко переносила неприятности, связанные с ее неблагополучным сыном Анаклето. Он бросил жену и детей, связался с нечистыми на руку людьми и по уши влез в карточные долги. Для Анаклето Боливар был суровым дядей. Он писал ему:

«Так вот чем ты отплатил мне за то, что я послал тебя получать образование в Европу, а своей матери за то, что она старалась сделать из тебя хорошего человека! Стыдись! Посмотри на бедных, необразованных льянерос. Они не учились в школе, но война за независимость сделала их благородными людьми и добропорядочными гражданами. Они заслужили уважение, и это уважение никак не связано с моим именем. Стыдись! Ведь ты мой племянник. У тебя такая замечательная мать! Неужели тебе не стыдно быть хуже бедных партизан, у которых вообще нет семьи, для которых семьей стало наше отечество?»