Освободители

О’Хиггинс отдал приказ с боем отходить. Так же как Кортес триста лет назад в Мехико с боем продвигался по мостовым Теночтитлана во главе пятисот солдат, О’Хиггинс верхом на лошади прорывался по узким, заваленным трупами улицам Ранкагуа. Чтобы заставить противника отступить, они поставили мулов впереди. Но О’Хиггинсу не удалось на лошади протиснуться через баррикады со стороны площади. Его адъютант был убит. Испанский солдат направил свою лошадь прямо на О’Хиггинса и чуть не убил его, но все-таки промахнулся. Когда лошадь О’Хиггинса была ранена, он спешился и продолжил выводить своих людей с площади. Вырвалось из кольца меньше половины. Среди выживших был и Хуан Хосе Каррера.

Роялисты, ворвавшись на площадь, будто опьянели от крови. Они расправлялись с пленными, насиловали женщин и даже убивали детей, спрятавшихся в церкви. Зверствуя, они подожгли госпиталь. Большинство находившихся там сгорели, уцелели только те, кто мог хоть как-то передвигаться. Кроме мирных жителей в бою за Ранкагуа погибло около шестисот патриотов и тысяча испанских солдат.

Ночь не остановила О’Хиггинса. Он вскочил на коня и поскакал в Сантьяго. Ворвавшись в правительственный дворец к Хосе Мигелю Каррере, он выяснил, что именно он, а не его брат Луис отдал приказ об отступлении третьей колонны от Ранкагуа. Хосе Мигель яростно защищался. Он утверждал, что О’Хиггинсу следовало действовать быстрее. Армия Луиса Карреры в основном состояла из ополченцев. Они были вооружены только копьями и, если бы пошли в атаку, наверняка были бы разбиты. Более того, приближаясь к Ранкагуа, они слышали, что звуки боя затихали, и решили, что О’Хиггинс сдался.

Объяснения Карреры выглядели весьма неубедительными. О’Хиггинс видел только две причины сдачи Ранкагуа — трусость или предательство. Каррера, видимо, хотел, чтобы О’Хиггинс был разбит, и ради этого даже рисковал жизнью брата. Но была и третья, менее дискредитирующая причина: Каррера пытался сохранить третью дивизию для дальнейшего сопротивления испанцам на севере в случае падения Сантьяго. Но О’Хиггинс узнал также от своих сторонников в столице, что Каррера в случае победы в Ранкагуа планировал его убийство. С характерной для него сдержанностью О’Хиггинс объявил о своем намерении перейти Анды. Каррера резко ответил, что он будет сам продолжать борьбу на севере Чили. Оба понимали, что, как только придут испанцы, Сантьяго придется сдать.

О’Хиггинс отправил мать и сестру в город Лос-Андес, расположенный у подножия горного хребта. Через неделю он сам собрался в поход во главе жалкой колонны беженцев, у многих не было ни еды, ни одежды. Их путь проходил через горные вершины, которые нелегко было преодолеть. 12 октября они дошли до самой высокой точки перехода — тринадцать тысяч футов над уровнем моря. О’Хиггинс, Исабель Рикельме и Росита провели ночь в одном из тех горных укрытий, которые полвека назад построил Амбросио О’Хиггинс. Драгуны и погонщики мулов шли впереди и расчищали большие сугробы, чтобы освободить проход. Через несколько дней колонна беженцев спустилась с гор около Мендосы. Там их накормили и напоили вином — все это передал Хуан Маккенна из ссылки. Местный губернатор Хосе де Сан-Мартин заверил их, что у него найдется для них достаточно провизии. Сан-Мартин встретил колонну около Успальяты.

«Неорганизованная толпа солдат, без руководителей или офицеров, а поэтому ничем не сдерживаемая, боролась за провизию, сквернословя и нарушая все общепринятые нормы человеческого поведения. В порыве отчаяния солдаты даже портили провизию. Некоторые из них громко проклинали братьев Каррера. Солдаты обвиняли их в сдаче и разрушении своей страны. Множество стариков, женщин и детей плакали от усталости и страха. Многие горожане были уверены, что братья Каррера вывезли из Чили более миллиона песо, принадлежащих государству, спрятав их в багаже своих многочисленных сторонников. Они умоляли меня не позволять разграблять денежные средства, столь необходимые для освобождения их страны».