Освободительный поход

Пока херры фашисты пытались осмыслить, кто их имеет (вот за что их имеют, они понимали прекрасно), какой-то боец взрывом танкшрапфугаса переместил два катка головного танка куда-то внутрь чрева металлической черепахи с мелкокалиберным членом на лбу. Ехавший вторым танк, видимо, решил, что он самый умный, и попытался объехать тормознувшего братца слева, но танкшрапфугас – это не роскошь, а средство обездвижения (или обездвиживания?). Дорога в Замостье теперь фашистам заказана, даже, скажем, закупорена. По стенкам отвесным панцеры (даже французские) ездить не умеют, а сзади тоже дороги нет.

Представьте себя на месте гитлеровского танкиста: едете, вокруг ничего опасного, потом бабах, а гусянки вместе с тремя катками вдуло внутрь, причем одним катком оторвало обе ноги мехвода Курта, а куском брони отрезало голову Йохану – командиру танка. И все, жди ремонтников и русскую гранату, ну или бронебойный в башню, да и с гусянкой теперь ехать некуда, сзади мост, которого нет, спереди проход, который закрыт, тупик… и Ариадна не поможет. Потому фрицы бросились из танков наутек, представляю, что там у них в эфире было, после того как десятый танк потерял калошу (фу ты, гусеницу) и загорелся, панцеристы сбежали, бросив даже два-три вполне пригодных танка. Паника возможна в любой армии, тем более когда ни за хрен теряешь пятнадцать танков, панцерюги вплавь понеслись к берегу, но не все.

Но гитлеровские танкисты не были первыми в деле бегства, ведь при взрыве танкшрапфугаса танкистов сразу всех не убивает, просто калечит их «коробчонки», зато шрапфугас, посылающий металлолом на головы рейхсчан (или рейхсляндцев?), убивает наповал всех, и не спасают ни каски, ни фуражки, ни пилотки. Потому задолго до тормозов-танкистов ноги сделали пехотинцы. Само собой, не все: львиная доля была убита еще сидящими в кузовах грузовиков, волчья доля получила свое от пулеметчиков, и только шакалья доля добежала до реки и бултыхнулась в реку. До противоположного берега доплыли не все, пулемет и в воде убивает, говорил как-то В. И. Чапаев (или не говорил, или то не Чапай был?).

Не знаю, сколько пехотинцев и сколько танкистов дошли живыми до своего берега. Зря, что ли, наверху сидят пулеметчики? Увидев бегущих в ужасе коллег, с моста попрыгали в воды и экипажи трех запертых танков, давно Денис мог порвать эти танки, но кто ж свое расстреливает. И эти танки мы достанем, пусть чешские «тридцать пятые» и «тридцать шестые» не Т-34, но на халяву и уксус сладкий, тем более экипажи «милостиво» согласились передать свои танки в фонд Красной Армии, то есть нам. Шесть неповрежденных танков, и пофиг, что один французский, один немецкая «двойка», три «тридцать восьмых» и один «тридцать пятый» чех. Это наш приз.

Тут из тыла стали доноситься выстрелы, ну, со стороны деревни, видимо, Бондаренко взял петлюровцев за яйца, и УПы бегут, но до нас ни один не добежал. Да разве от коня убежишь? Тем более на котором сидит красный всадник?

Порубали опсищуки всех УПАвцев на фиг, а что с ними делать? Тем более если сдаваться не хотели? А проскочивших мотоциклистов (танки и грузовики в грандмышеловку попали, а эти убегли) посекли из пулеметов тачанки ОПСиЩ, а что, раз ты разведчик, вот и разведуй и держи ухо на макушке, а они пасти раззявили, ушами хлопали, как лебеди крыльями. Но не прошло. Ни одного не осталось, даже мотоциклы теперь негодны к употреблению, «максим»-то, он такой. Зато выжила часть УПы, это те, кто хотел жить, они бросили оружие и подняли руки, и их таки не рубили, в плен к нам, по словам Акмурзина, попало пятьдесят три бойца УПА. Причем среди бойцов за самостийность попались даже среднеазиаты, ну ничего, потом поговорим с ними.

А пока налетели стервятники Геринга, видимо, фашисты, получив по шеям (и другим болегенным зонам), вызвали люфтвафлей, да и хрен с ними, не впервой.

Из противовоздушки у нас только два флака на грузовиках и две «косилки», но у бойцов тысячи винтовок и карабинов, и потому бомбардировщиков встретил дружный огонь. Но справедливости ради сказать надо, что не сбили мы ни одного фашиста крылатого, зато и они прицельно бомбануть не смогли. Во-первых, мы замаскированы хорошо, да и отвечаем не слабо, а над головами у стреляющей братвы и ходить-то страшно. Покидали германские дедало-икары[286] свои бомбы, где смогли, сделали три захода, на четвертый постреляли из пулеметов, и, обматерив нас, наши флаки, «косилки», а также Гитлера и его маму, крестатые бэтмены (тогда уж рэтмены, э рэт – крыса же по англ.) улетели.

Сменили их гаубицы. То ли гитлеровцы под шумок их приволокли, то ли они с самого начала тут были, но начало прилетать не слабо, и совсем не маникюрным калибром, а еще с неба «рама» стала корректировать огонь. Тоже мне соколиный глаз, сука! Полчаса стреляли рейховцы, фуеву тучу снарядов пожгли, двадцать семь человек погибло у нас от артналета и бомбардировки. И это только начало, да тридцать пять раненых, как-то день не задался.