Освобожденный Эдем.

В экономиках низкого уровня — охотничье-собирательских, примитивно-сельскохозяйственных — эта кредитность покрывалась самой природой. Человек изымал ресурс, создаваемый животным и растительным миром. Однако чем больше увеличивались сложность и масштаб производства, чем больше появлялось в нем затратных, «непроизводительных областей»: научных, управленческих, социальных, образовательных, тем большее количество денег требовалось для его первичного финансирования. Кредитность мировой экономики исторически возрастала, что порождало, с одной стороны, инфляцию, которая время от времени принимала угрожающие размеры, а с другой — потребность во все новых и новых ресурсах. Простая экспансия — колониальная, неоколониальная — удовлетворить эту потребность уже не могла. Столкнувшись в эпоху глобализации с ограниченностью планетарных пределов, западная, наиболее динамичная экономика устремилась в семантическое пространство. В конце ХХ века началось интенсивное освоение ресурсов виртуального мира.

Характерна в этом смысле эволюция самих денег. Из просреднического инструмента, «знаменателя экономики», сопрягающего собой разные группы товаров, они сначала превратились в богатство, имеющее отчетливый социальный статус, затем — в капитал, «деятельностное богатство», стремящееся увеличить себя через участие в торговле и производстве, далее деньги стали финансами, самостоятельным сектором экономики, господствующим над остальными, и наконец обрели современную «электронную форму», достигнув уровня самодовлеющей сущности.

Ведь экономика по сути очень проста. Она подчиняется единственному закону: минимизация трат, максимизация прибыли. Этот вектор реализуется в течение всей истории человечества. И если из процесса получения прибыли можно исключить такой медленный и затратный этап, как собственно производство, то цикл образования денег замкнется в самом себе.

В виртуализирующейся реальности деньги отрываются от производства. Наибольшую прибыль, как отмечают исследователи, сейчас приносит не развитие перспективных хозяйственных отраслей, а быстрые финансовые стратегии, мгновенно оборачивающие капитал: игра на курсах валют, ценных бумаг, рекламная деятельность, многоходовые маркетинговые операции. То есть, деньги вкладываются не в реальное производство, а только в деньги. При этом увеличения материальной стоимости в экономике — знаний, фондов, товаров — не происходит, зато наблюдается непрерывное возрастание денежной массы. Причем, не будучи напрямую связанной с каким-либо «физическим «производством, не имея корней, внедряющих ее в конкретное экономическое бытие, эта колоссальная масса ничем не обеспеченных денежных знаков, используя сверхпроводимость коммуникационных сетей, созданных Интернетом, свободно перемещается по всему миру. По аналогии с культурой «современных кочевников», о которой писал Жак Аттали¹³

, электронные деньги можно назвать «кочевым капиталом». Такой капитал буквально силой вторгается в области повышенной экономической выгоды, сжирает сверхприбыль, которая возникает, как правило, спекулятивным путем, а затем уходит за горизонт, оставляя после себя истощенную, астеническую экономику.

Ограничивающий формат в этом процессе отсутствует. Ситуация здесь напоминает «циановый кризис», связанный с появлением на заре эволюции сине-зеленых водорослей. Также, не имея естественных ограничителей, которые останавливали бы их рост, микроскопические водоросли заполонили тогда мировой океан, сожрали почти весь кислород и задохнулись сами, надолго отравив воды и атмосферу. Только после этой глобальной экологической катастрофы, уничтожившей тогдашнюю «биологическую реальность», жизнь смогла двинуться дальше.

Виртуализирующуюся экономику можно охарактеризовать как симулякр — термин введенный Ж. Бодрийяром¹⁴, чтобы обозначить феномены, имитирующие реальность. Симулякр обладает всеми чертами реальности, кроме одной: подлинной «физической» реальностью он не является. Он представляет ее в условном, знаковом, символическом виде, претендующем вместе с тем на статус подлинности.