Освобожденный Иерусалим

Отныне жить средь палачей своих,Средь угрызений совести я буду;Бояться буду ночи одинокой,Напоминанья гибельной ошибки;И буду ненавидеть это солнце,Что грех мой осветило: самогоСебя боясь, себя я буду бегатьИ снова находить везде себя же.

77

Но где, увы! в каком остались местеПечальные бесценные останки?Быть может, жертву ярости моейТеперь уж звери дикие терзают?Несчастный! Тьма тобой руководила,Но ты свою возлюбленную отдалЧудовищам ночным; тебе ониОбязаны столь благородной пищей.

78

Останки обожаемые! К вамПойду и, если целы вы доныне,Вас соберу и сохраню навеки.Но если вас уже пожрали звери,Их ярости отдамся я и сам:Утроба их могилою мне станет,Как и моей возлюбленной, и нашиОстанки в прах единый обратятся».

79

Так говорил любовник безутешный;Когда же узнает он, что предметЕго печали рядом с ним, тьму скорбиС лица его луч радости сгоняет:Так молния вдруг прорывает тучу.Едва изнеможенье поборов,Встает он через силу и, шатаясь,Плетется к обожаемому телу.

80

Когда он на груди прекрасной видитЗияющую рану, а в лице,Хотя уже поблекшем, – ясность небаБез облака в глубоком мраке ночи,Теряя силы вновь, он восклицает:«О красота небесная! Ты можешьСмягчить своим сияньем ужас смерти,Но жребий мой смягчить не можешь ты.

81

Прекрасная рука, что, умирая,В знак мира протянула мне она!В каком тебя я вижу состоянье,И что я сам собою представляю!Моей безумной ярости, увы!Вот следствие печальное! О варвар!С жестокостью нанес ты эти раны,С жестокостью на них ты и глядишь!

82

Иссякли и в глазах жестоких слезы!Но вместо слез, бесценная, тебеЯ отдаю всю кровь свою!» ВнезапноОн раны обнажает, рвет повязкуИ, кровью истекая, нанестиСебе удар готовится последний;Но тут же чувств лишается, и этотИзбыток скорби жизнь его спасает.

83

Тотчас его в постель кладут и душуУдерживают в теле помертвелом;Но уж молва распространила слухО случае ужасном. ПоспешаетГотфрид благочестивый, а за нимИ верные друзья к Танкреду в ставку;Ни доводы, однако, ни советыНе служат для героя утешеньем.

84

Сочится кровь из обнаженных ран,И боль еще усиливают руки,Что принести желают облегченье;Но всеми почитаемый пустынник,Как христианин, лишь в грядущей жизниТанкреда озабоченный судьбою,И строго и сурово упрекаетЕго за обнаруженную слабость:

85

«Танкред, Танкред, как изменился ты!Куда девал ты разум и отвагу?Какая туча взор твой затемнила?Небесной благодати, как несчастья,Не должен ты оплакивать: иль свышеНе слышишь ты призыва к чувству чести?Иль ты не узнаешь руки, что вновьТебя на путь оставленный наводит?

86