Освоение времени

Думать думу — само по себе тягостное состояние души. В ней что-то бродит там, по бесчисленным нервным клеткам в виде слабых токов, понуждая мозг работать и осознавать то или иное событие, уже случившееся с ним. Случившееся, но почему-то пропущенное мимо. А теперь вот оно вновь напоминает о себе и заставляет вязать ниточку с такими же эпизодами или с более понятными явлениями. И выстраивается новая картина окружающего. Это приводит к тому, что человек вдруг познаёт либо радость ото всего того, что с ним случилось или может случиться, либо, что значительно чаще, ибо в радости мало задумываются, к нему приходит понимание необходимости принятия новых, порой, неприятных решений. Тогда он следом начинает думать — а не обойтись ли малой кровью и не плюнуть ли на всё?..

Вначале мысли Ивана витали вокруг недавнего переполоха среди ходоков из-за стрельбы по ним. И вспоминая подробности, выражения лиц, глаза, жесты участников событий, он теперь представлял, что они, по кому стреляли, не очень-то все испугались её, этой стрельбы. И Сарый, когда ему рассказали об этом, похоже, вообще пропустил мимо ушей сам факт появления у некоторых ходоков огнестрельного оружия и пальбы из него по людям. Зато о мешке какого-то неведомого Сола говорил взволнованно.

В голове перемешались имена и дела — Шлом, Арно, Джозеф Радич, собрание ходоков и его личное разочарование в них во всех. Ивану теперь думалось, что Симон не без причины оттягивал его знакомство с сообществом, в которое он, по истине, угодил как кур в ощип.

Потом он почему-то стал думать об Учителе, Симоне, о себе, о взаимоотношениях между ними, и, к своему удивлению, нашёл их приемлемыми на фоне всех других событий.

И, в конце концов, решил: они могут положиться и рассчитывать на него.

На его стороне были они — друзья и Учители.

С противоположной — те, пока ещё не враги, но чьи замыслы и, главное, действия, были ему не по душе. С ними он не прочь расквитаться за дона Севильяка, если они, и вправду, причастны к его исчезновению. И за стрельбу.

Да и чего греха таить, показать им себя.

Кто он — КЕРГИШЕТ или нет?..

Часть вторая

К ПРЕДЕЛУ

…сама вечность бродит по замкнутому

кругу в этих горных дуарах, где окаём

сокрыт зубастым снеговым ожерельем.

Е. Парнов. Звёздные знаки.

От Ивана

Никогда в жизни не болела голова, а тут разболелась. И даже не физическая боль настигла меня, но нечто такое, что раньше называлось томлением духа. Как будто душно мне стало и нехорошо.

Помявшись, я излился перед Симоном, когда он нас посетил в очередной раз во время беспробудного сна Учителя.

— Ну что ж, — ответил он, словно знал о моих ощущениях. — Бывает. Тебе, Ваня, пора развеяться. И не в прошлом, а в настоящем.

Я засомневался, пожал плечами.

— Дослушай… У тебя плохая привычка…

— С кем поведёшься, — успел вставить я.

Симон на мою грубость не обратил внимания.

— И я о том, — ровно сказал он. — Посмотри, как ты жил последние месяцы… Учёба и Камен. А?

— Конечно! — не приминул обидеться я. — А что от вас ещё дождёшься? Признайся, Симон, вы меня загипнотизировали?

— В каком смысле… — он запнулся, — … загипнотизировали?

— А в том, что я… Я! Свободный от рождения человек! Не смейтесь, пожалуйста!.. Так вот я, свободный человек, торчу тут с Учителем, будто кто меня к нему привязал. Выслушиваю от него всякое… Ему бы только в Фиман сбежать…

Симон предостерегающе поднял руку.

— Ваня! Ты о Фимане не говорил, а я не слышал!

— Тоже мне… Тайны, всё тайны!

— А по поводу гипноза… Ты не прав. Какой может быть гипноз? Просто тебе всё это самому было надо. Вот ты, как свободный человек, реализовал свой интерес. Так что иди-ка, Ваня, пройдись-ка по улице. В кино сходи, на девушек посмотри.

— а — а! — отмахнулся я, но потом решился на прогулку.

Одичал я всё-таки. Машин даже стал бояться, так и тянуло при их виде зависнуть во времени. Но на улице такие провалы небезопасны, чего доброго при проявлении под ту же машину или по инерции в фонарный столб врежешься, не говоря уже о реакции прохожих.

Мне будто заново приходилось учиться ходить по городу.

Памятуя совет Симона, взял билет в кино. А до начала фильма походил у кинотеатра и посмотрел на девушек.

Точно одичал! Кем был и кем стал! Аскет! Право слово.

Сказали бы раньше, никогда не поверил бы. Даже попытки расшевелить себя, сделать заинтересованное лицо и пристальный, нацеленный взгляд на женские прелести не спасали.

И я взбунтовался против себя. Мне тридцать лет, ещё не вечер, а я хороню себя в проклятом провале времени.

Ни за что!..

Разозлился!

Помогло. Плюнул на фильм, позвонил по знакомым телефонным номерам. Один из них отозвался милым женским голоском, который удивился и — пролившись целебным бальзамом на мои душевные раны — очень обрадовался.

Меня расслабило… На два дня я позабыл о ходоках, Симоне, его заботах, об Учителе и таинственном исчезновении дона Севильяка.

Так оно и было…