От «А» до «Я». Александр Абдулов и Олег Янковский

Успокаиваюсь тем, что у нас все равно никогда не будет так, как у них. Да и не надо. Нам надо восстанавливать то, что у нас уже было, то, что мы разрушили. Надо вернуть свою культуру, историю, вернуть изгнанных людей. Как глупо мы раскидали по свету наше искусство, наши таланты. Все покалечили. Раньше об актерах ходили легенды, а теперь – сплетни.

Думаю, что сейчас происходит уже не просто борьба добра и зла, а нечто иное – что-то, пока не выявленное, испытывает нас, проверяет, насколько мы тверды в своей человечности. В воздухе повисло нечто, сулящее новый качественный анализ, который будет происходить на новом, пока не известном нам уровне. А внутри людей ничего не происходит, ничего не меняется, кровь не бурлит. Поставь датчик – стрелочка не дрогнет, ноль по всем параметрам… Так и живем. И все же мне кажется, что надежды на другую, лучшую жизнь, конечно, связаны с понятием «любовь»: любовь к ближнему, к матери, к женщине, к ребенку. Жаль только, что, защищая любовь, никого нельзя вызвать на дуэль, в лучшем случае – на партком или местком. Так что с любовью пока непросто…

Из интервью журналу «Искусство кино»

…Нам нравится в нем порода – тавро настоящего мужчины. Но, нацеленные на духовные искания, мы чувствуем, что в этой породе есть и то, что нам не по нраву. Может быть, порочность?.. Нашей тяге к подлинной серьезности сопутствует и другая. Она связана с тоской по блеску импровизации, искренней беспечности. По тому актерскому типу, когда сама натура как бы ощущает свой переизбыток… Саша Абдулов и есть «шут гороховый», то есть артист по преимуществу, представитель, как в старину понимали, срамной профессии… А самим собой он остается потому, что снижает собственный образ «звезды». И образ чистого юноши, и завзятого ловеласа, и ничем не гнушающейся «шестерки», и искусителя с пустыми глазами… Так или иначе? – актер словно издевается, впрочем, вполне невинно, над теми, кто всерьез верит его имиджу мужчины, у которого «все в порядке». Он расширяет границы амплуа плейбоя, ковбоя и героя-любовника…

* * *

Я не считаю себя ни интеллектуалом, ни интеллигентом. Но у нас очень любят ущербных людей. Правда, в несколько ином смысле. Если бы я был уродливее, я был бы ближе. Был бы несчастнее – стал бы совсем близким. Это наша психология. На бесцветном, в лучшем случае сером, фоне выделяться – дурной тон. У нас даже в кино красивые женщины не нужны… Разве что Любовь Орлова. А дальше? Дальше пошли серые мыши. Красивых баб уродовали несуразной одеждой, платочками и еще черт-те чем… Порода вымерла. Недавно снимался с партнершей-итальянкой. Ей и играть-то ничего не надо. (Помню, я ехал в поезде со старой актрисой Татьяной Окуневской, между прочим, прошедшей лагерь. Это ей не помешало остаться женщиной.) Так вот, эта итальянка ни слова не знает ни по-русски, ни по-английски, я знаю пятнадцать английских слов, но мы прекрасно понимаем на площадке друг друга. Потому что для этого знать язык не обязательно.

Актриса должна быть красивой. Мы же играем красоту. Я должен называть ее принцессой.

Я придерживаюсь правила: партнер никогда не виноват. Если чего-то на площадке не произошло, значит, это во мне чего-то не случилось.

1992 год

* * *

Известно: актеры – это дети, только у них пиписка больше. Если меня тянет к партнерше и она мне доверяет, я горы сверну. На меня безумно действуют запахи. Если меня что-то зацепит, все остальное я нафантазирую, смогу простить тысячи недостатков. Понимаете. Но если партнерша – красавица, но в ней есть что-то, меня покоробившее, все, проехали – я буду играть с ней, как со стулом. Ведь сколько прекрасных манекенщиц, а меня они не трогают. Моя история другая; помните фильм Дино Ризи с Витторио Гассманом в главной роли – «Запах женщины»?.. Когда в толпе слепого мужчину ведет, манит присутствие женщины.

Я однолюб, я абсолютно домашний человек, но мне необходимы новые краски, новые чувства, новые нюансы. Все это безумно трудно объяснить. Иногда я вдруг начинаю страшно хотеть партнершу, меня начинает просто колотить. А иногда все замечательно, работаем нормально, но волшебный ток отключен. Как-то на съемке режиссер нервничал, что у актрисы тусклые глаза. Я ему говорю: «Подари ей цветы, ты, «совок», посмотри, что будет». Он побежал, принес. Глаза у нее загорелись, цвет лица даже изменился. Как мало для этого надо. Мы все забыли, как вести себя с женщиной. Я хотел бы сыграть с Роми Шнайдер и Мерил Стрип. Мерил Стрип, она загадочна, я ее не понимаю и хотел бы попробовать разгадать. Наши красавицы актрисы могут быть эффектными, но почти никогда не бывают таинственны, а это совершенно другой тип притяжения. Ну а Роми Шнайдер – это просто женщина. Я помню, кто-то из наших режиссеров привез с Каннского фестиваля фотографию: он сидит, обнявшись с Роми, у нее бретелька платья упала и обнажилось плечо. Я представил себя рядом с ней – меня повело.