Читаем От А до Я. Избранные рассказы русских писателей полностью

Дорога осторожно шла в гору вдоль игрушечного ручья. Внизу редко звякали большие колокольцы коров на лугу. Через все небо была радуга, под которой быстро вертелись маленькие ветряные мельницы. Подоткнутые бабы несли свои башмаки в руках.

Я сразу не заметил Брука. Он сидел задумчиво на придорожном камне и писал что-то в записную книжку, изредка поднимая глаза на пейзаж. Я подумал, что он записывает стихи, и мне слегка стало его жалко, так что я заговорил с ним только тогда, когда он спрятал книжку в карман.

— Г-н Брук, должен вам сказать, что ваши посещения крайне неприятны г-же Гарнье.

Молодой человек посмотрел на меня с некоторым удалением, потом заговорил. Он заговорил просто и деловито, не совсем так, как объясняются влюбленные, да еще такие романические.

— Мне самому неприятна моя настойчивость, но я не знаю, как мне поступят с r-жою Гарнье.

— Оставить ее в покое.

— Видите ли, это мне не совсем выгодно.

— Неужели вы можете думать о выгоде? Когда действует искреннее чувство, при чем тут выгода?

Брук промолчал, потом повторил:

— Нет, я все-таки попытаюсь поговорить с г-жою Гарнье.

— Вы этого не сделаете, а если и сделаете, то из этого ничего не выйдет.

— Как знать?

— Я вас уверяю, что это будет совершенно бесполезный шаг.

В глазах молодого человека мелькнуло что-то вроде надежды, когда он меня спросил: «Вы родственник г-жи Гарнье?»

— Нет, — отвечал я, почему-то покраснев. — Ни я говорю с вами с ее ведома.

— И она вас больше ничего не просила мне передать?

— Ничего, кроме того, что она не желает больше вас видеть. Я понимаю ваше огорчение, но едва ли вы можете чего-нибудь достигнуть упрямством. Вы знаете, никто не волен в чужом сердце.

— Я не совсем вас понимаю. Я прошу только того, на что имею право.

— Подобные права даются и отбираются по желанию.

— Конечно, я не имею юридических прав.

— Вот видите? Ну, а что бы вы сделали, если бы были супругом г-жи Гарнье?

— Конечно, я бы к ней тогда и не обращался.

— Вы оригинально рассуждаете.

— Я, почему?

— Мне почти нравится ваш образ мыслей, но, тем не менее, вы или, наконец, покинете этот город, или, по крайней мере, не будете искать встреч с г-жою Гарнье.

— Этого я вам не обещаю.

— Хорошо. Но тогда следить за этим возьмусь я, и поверьте, не допущу вас на три шага к г-же Гарнье.

Брук пожал плечами.

— Всякий защищает свои интересы.

— Да, но не посягает на чужие.

— Мне кажется, вы меня не понимаете.

— Понимаю, как нельзя лучше.

— Я просто желаю…

— Мне нет дела до того, чего вы желаете. Я сказал вам, чего желает г-жа Гарнье, и считаю вопрос исчерпанным.

— Как вам угодно.

Как глупы отвергнутые влюбленные, которые упорствуют: они лишаются последней сообразительности. Хотя бы этот Брук! С виду не глупый малый, а рассуждает и ведет себя, как совершенный кретин!

IV

На несколько дней Брук исчез. Но однажды я опять увидел его в разговоре с каким-то высоким, плотным господином, по виду австрияком. Это было в передней нашего отеля. Как нарочно в эту минуту Сесиль шла к лифту и улыбнулась в мою сторону так мило и лукаво, что кровь бросилась мне в виски. Брук стоял уже один. Быстро подойдя к нему, я сказал сквозь зубы, сам себе удивляясь:

— Так поступают только негодяи! Да, я повторяю, что вы — негодяй и готов подтвердить это каким угодно оружием.

Брук посмотрел на меня удивленно.

— Простите, вы предлагаете мне дуэль, насколько я понимаю. Я не могу ее принять, так как не владею никаким оружием.

— Что же нужно сделать с вами, чтобы вы исчезли? Может быть, вы желаете отступного?

— То есть, какого отступного?

— Ну, может быть, вы согласитесь взять денег и не досаждать нам более.

Молодой человек молчал.

— Сколько? — спросил я, с трудом преодолевая внезапное отвращение.

— Я думал, что сумма вам известна: десять тысяч франков, — пробормотал Брук, оживляясь.

Мое презрение распространилось почти на г-жу Гарнье, которая могла когда-то дать сердечные права столь презренному человеку. Я тотчас выдал ему чек и сам отправился в контору, чтобы он при мне взял билет. Как оказалось, он отправился в Женеву.

V

Собиралась гроза, и я долго не мог уснуть. Я гулял по отельному саду в темноте с той стороны, куда выходили окна г-жи Гарнье. Когда я натыкался на кусты жасмина, они пахли сильнее. Вдали уже синели молнии, будто кто-нибудь чиркал отсыревшей спичкой по небесной коробке. Наконец, получилась более ясная и длительная молния без удара, — и я увидел, что окно Сесиль открылось. В то же мгновение я заметил человека, быстро промелькнувшего по направлению к открытому окну. Казалось, вместе с окрестностью, молния осветила и мои мысли и притом таким же фантастическим светом. «Конечно, думалось мне, этот Брук никуда не уезжал, обманул меня, караулил в саду и, увидев случайно раскрывшееся окно, хотел силою добиться того, чего не сумел достигнуть упорством».

Перейти на страницу:

Все книги серии Золотая полка русского рассказа

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Крестный отец
Крестный отец

«Крестный отец» давно стал культовой книгой. Пьюзо увлекательно и достоверно описал жизнь одного из могущественных преступных синдикатов Америки – мафиозного клана дона Корлеоне, дав читателю редкую возможность без риска для жизни заглянуть в святая святых мафии.Клан Корлеоне – могущественнейший во всей Америке. Для общества они торговцы маслом, а на деле сфера их влияния куда больше. Единственное, чем не хочет марать руки дон Корлеоне, – наркотики. Его отказ сильно задевает остальные семьи. Такое стареющему дону простить не могут. Начинается длительная война между кланами. Еще живо понятие родовой мести, поэтому остановить бойню можно лишь пойдя на рискованный шаг. До перемирия доживут не многие, но даже это не сможет гарантировать им возмездие от старых грехов…Роман Пьюзо лег в основу знаменитого фильма, снятого Фрэнсисом Фордом Копполой. Эта картина получила девятнадцать различных наград и по праву считается одной из лучших в мировом кинематографе.«Благодаря блестящей экранизации Фрэнсиса Копполы, эта история получила культовый статус и миллионы поклонников, которые продолжают перечитывать этот роман».Library Journal«Вы не сможете оторваться от этой книги».New York Magazine

Марио Пьюзо

Классическая проза ХX века
Вечер у Клэр. Полет. Ночные дороги
Вечер у Клэр. Полет. Ночные дороги

«Клэр была больна; я просиживал у нее целые вечера и, уходя, всякий раз неизменно опаздывал к последнему поезду метрополитена и шел потом пешком с улицы Raynouard на площадь St. Michel, возле которой я жил. Я проходил мимо конюшен Ecole Militaire; оттуда слышался звон цепей, на которых были привязаны лошади, и густой конский запах, столь необычный для Парижа; потом я шагал по длинной и узкой улице Babylone, и в конце этой улицы в витрине фотографии, в неверном свете далеких фонарей, на меня глядело лицо знаменитого писателя, все составленное из наклонных плоскостей; всезнающие глаза под роговыми европейскими очками провожали меня полквартала – до тех пор, пока я не пересекал черную сверкающую полосу бульвара Raspail. Я добирался, наконец, до своей гостиницы…»

Гайто Иванович Газданов

Классическая проза ХX века