От Альбиона до Ямайки

Папенька тоже подготовился – привез в огромном количестве медный лист толщиной в одну линию. Мы у себя его проверили – из грязной и довольно хрупкой английской меди. Но гвозди ее вполне и пробивали, и удерживали хорошо. Винтовые, медные, нашего гвоздильного заводика. Так что в сумме флейт подвергся очень серьезному тюнингу, хотя мои продвинутые мачты в душе отца так и не нашли признания. Зато на камбузе появились керосиновые плиты – они теперь чугунные, с регулировкой подачи фитиля и слюдяным окошком, чтобы присматривать за пламенем.

Итоги года меня порадовали. Без потерь пережили сибирские морозы и вспышку дизентерии, соорудили игрушечную, но действующую пушку, из которой можно попадать, стреляя с качающейся палубы, а грозные двенадцатифунтовки обеспечили бомбическими снарядами, да еще и кучность их стрельбы повысили. Лишили флейт уродливого задранного к небу бушприта и снабдили вполне пригодным для девочек гальюном типа «сортир». Ну а медная обшивка днища… думаю, мысль кораблестроительную мы опередили на сколько-то десятилетий.

Но не то что двигателя внутреннего сгорания, мы даже простейших лебедок не сделали! Все вдруг, все как с перепуга! Все не то, что требуется для правильного прогресса, а нужное прямо сейчас. Я уже с нетерпением ждал, когда отец уйдет бороздить свои любимые моря и океаны, чтобы приступить к реальному делу, как вдруг ни с того ни с сего Сонька очередной раз принялась проситься в плавание. Потому что все удобства для дам на судне теперь имеются. И ведь уломала отца взять ее с собой на каботажный период, до средины августа. Месяца на три с небольшим.

Разумеется, я тут же сел писать и чертить планы работ на лето личному составу школы. Помпа, лебедка, кривошипно-шатунный механизм, мачта на стальных полосах-растяжках, ветряк с обтянутыми парусиной лопастями, трансмиссия от него, где присутствуют конические шестерни. Химикам предложил поработать над пиролизом древесины. Сонька очень заинтересовалась, но уходить в плавание не передумала, а надавала мне по мозгам, чтобы не вякал, и раздала задания на лето по направлениям, ранее заинтересовавшим отдельных студентов. Тут же ребята принялись сбиваться в некие временные группы – научились действовать командно, разделяя процесс на операции.

Дядя Эдик решил возвратиться в свой Кембридж и звал с собой Аптекаря. Сказал, что стипендии от эсквайра Корна им на двоих хватит. Но папенька возразил. Сказал, что у него достаточно средств, чтобы прокормить двоих студентов, и выделил Аптекарю отдельную стипендию. Он частенько удивлял меня и раньше, но тут поразил до глубины души. Похоже, почуял в парне очень полезного человека и решил помочь, рассчитывая воспользоваться его услугами в будущем. Или сыграло то, что своего сына у него нет… я в чувствах не очень много понимаю. Так я Аптекарю четко сказал, чтобы навалился на медицину, потому что в остальных областях он супротив нынешних мудрецов не жиже будет, да и представления о биологии у него ничуть не меньше. Так чтобы не в диспуты ввязывался, а налегал на практические познания. Методы лечения, фармакопея, устройство скелета и внутренних органов. Диагностика, опять же, родовспоможение, ампутация… ну, это нынче один из самых распространенных видов хирургического вмешательства.

Глава 20. Морской круиз

Вот не хотел я отпускать нас с Софи плавать, пока не поставлю на флейт какой-никакой двигатель! Но эта настырная девица все-таки уломала папеньку взять ее на борт, пока тот в летнее время занимается каботажными перевозками между британскими портами.

Морской поход был больше похож на круиз – яркое солнце, будто мы не вдоль побережья Англии идем в Эдинбург, а как минимум в Средиземке между Пальмой и Кальяри крейсируем; попутный ветер – вот, как назло, поворачивал вслед за нами, не давая вдоволь испытать новое парусное вооружение. Маневрировать же просто так отцу не хотелось.

Девчонки делили время между обычными заботами юнг и удовлетворением исследовательского зуда. Казалось бы, за время пребывания на верфи флейт был исползан вдоль и поперек, но, по утверждению Софьи, это не то. Вот на ходу – совсем другое дело. На марс забраться, воображая себя впередсмотрящим если не Колумбом, то хотя бы сэром Френсисом Дрейком, выискивающим испанские галеоны. Поваляться на сетке, натянутой между новеньким бушпритом и бортом, полюбоваться на режущий морскую волну острый, невиданный в эти времена форштевень. И погордиться им заодно, благо есть чем. Девять узлов при трехбалльном ветре в спину – это ого-го как много.