История такая. Вчера я получил карту, на которой обозначены четыре составляющие Иудина воскресения. Первая — узел веревки, на которой должен повеситься тот, кто решит отдать свою душу в обмен на душу Иуды. Вторая — чаша, назначение которой мне пока непонятно. Третья — заклинание, необходимое при обряде. Возможно, заклинание содержится в поэме. При помощи цифр, изображенных на рисунке, и ключа к шифру — литореи его можно будет распознать. Я передал Керберу копию литореи и продолжил.
Четвертая составляющая — тело. Тело Иуды, которое не принимала земля. Только его сохранность обеспечивает саму возможность воскресения. И я готов предположить, где это тело находилось с XI века и, возможно, находится до сих пор.
На той же карте птица Феникс — символ воскресения — изображена в районе Борисфена–Днепра. Там в Киеве в X и XI веках, согласно сведениям Куарда, существовала община иудаитов. Их деятельность была известна Владимиру Святому и, возможно, его потомкам. Вчера же я потратил полдня, выявляя возможный случай воскресения сына Владимира, князя Бориса. Если оно состоялось, то одним из участников обряда был Моисей Угрин. Он был пленен поляками, испытал много несчастий из‑за приверженности монашескому образу жизни и даже был оскоплен.
Но вот что интересно. После освобождения из плена Моисей не пошел на родину в Венгрию, он не остался в Польше. Он пришел в Киево–Печерский монастырь и жил там до смерти. Причем здесь большая неувязка. Освободился он в год смерти польского короля Болеслава в 1030 году. Об этом написано в его житии. Но официально монастырь ведет свою историю от 1051 года, когда пресвитер Иларион, живший под Киевом в пещере, занял место митрополита, а в его пещере поселился святой Антоний. Где же был Моисей Угрин целых двадцать лет? Ответ: в Киево–Печерском монастыре, который якобы еще не существовал.
Я могу лишь предположить, что кому‑то нужно было отодвинуть реальную историю монастыря на вторую половину XI века. Возможно, для того, чтобы его связь с эпохой князя Владимира и киевской общиной иудаитов забылась. Поэтому в его официальной истории поставлена дата 1051 год. Поэтому нестыковка с «Житием Моисея Угрина». Как это часто бывает, все «подчистить» не удалось, и намеки на раннюю историю Киево–Печерского монастыря остались не только в «Житии Моисея Угрина».
Так, в «Житии святого Антония» указано, что тот жил в пещере со своими двенадцатью учениками сорок лег. Умер Антоний в 1073 году. А это значит, что свой монастырь он основал не позже 1033 года, что гораздо ближе к тому времени, когда освободившийся из плена Моисей Угрин мог добраться до Киева. Кроме того, в одной из редакций Киево–Печерского патерика указывается, что в первый раз Антоний поселился в пещерах под Киевом в 1015 году, еще при жизни Владимира. Сразу после смерти великого князя и убийства Святополком Бориса Антоний покинул пещеры и бежал на Афон. Что было дальше, неизвестно, но в «Житии Моисея Угрина» указывается, что обратил его в монашество, еще в польском плену, некий афонский чернец. Может быть, этим чернецом был Антоний? И потом к нему в киевские пещеры Угрин и пришел?
Выстраивается любопытная связь: Владимир — Антоний — Моисей Угрин. И Борис, сын Владимира, возможно, воскрешенный братьями Георгием и Моисеем Угринами. И пещеры, на которые, по сути, указывает карта. И явная нелюбовь к Киево–Печерскому монастырю Владимира Мономаха. А ведь Мономах пришел к власти в Киеве после восстания, поднятого против «жидов», то есть в трактовке Куарда — общины иудаитов, и способствовал их изгнанию из Киева и Руси.
Все это дает основание предположить, что переносимое из страны в страну забальзамированное тело Иуды было в конце X или в начале XI века упокоено в пещерах под Киевом и скрыто под чужим именем. Возможно, при этом был исполнен какой‑то обряд, с помощью которого удалось перенести «проклятие Иуды» на тело другого человека.
А сегодня в библиотеке я посмотрел книгу, переплетенную вместе с поэмой «Черты Ветхого и Нового Человека». Более того, я вспомнил, что видел эту же книгу в сундуке, из которого выкопал «Молитву Иуды» две недели назад. Эта книга называется «Паломник Киевский». Тот экземпляр, что я сегодня смотрел в библиотеке, принадлежал Николаю и Павлу Сафоновым. Первый из них входил в масонскую ложу «Вервь раскаяния», ту самую, в которой состоял Алексей Петрович Хвостинин.