Читаем От дворца до острога полностью

Содержание арестантов было очень скудным, и еще в начале XIX в. тюремная стража иногда водила колодников по городским улицам для сбора подаяния; при сочувствии населения к «несчастненьким» подаяние было обильным, так что арестанты могли даже подкармливать солдат стражи, также содержавшихся очень плохо. Даже еще в 60-х гг. XIX в., по воспоминаниям Свешникова, «еще дозволялось пересылаемым арестантам при проходе в столицах собирать подаяние; для этого из среды их выбирался староста, которого оставляли незакованным и обязанность которого состояла в том, чтобы принимать подаяние и затем делить его между арестантами» (160; 90). Из этого подаяния начальнику конвоя выделялась заранее оговоренная сумма, чтобы он провел этап по наиболее «щедрым» улицам и не спешил; особенно обильным было подаяние на улицах и в городах, заселенных старообрядцами. При проходе через Москву на человека в партии приходилось иной раз рублей по 30: «Москва подавать любит… И не было еще такого случая, чтобы партия какая не везла за собою из Москвы целого воза калачей… С офицером был такой уговор: на улицах останавливаться дольше. За пять часов остановки сто рублей самому Ивану Филатьевичу (офицеру) и 10 рублей Семену Миронычу (унтер был)» (106; 27). Владимир в этом отношении считался городом скупым, Вязники – тоже не из щедрых, Нижний – потароватее Вязников, но не было к арестантам сердобольнее большого торгового села Лыскова, Казани, Кунгура, Екатеринбурга да Тюмени.

В течение многих десятилетий правительство раз за разом запрещало сбор арестантами подаяния по улицам – и все напрасно: традиция и алчность конвоиров превозмогали. Единственно, что удалось запретить, так это пение кандальниками «Милосердной» в самой России, замененное барабанным боем; но в Сибири «Милосердная» разливалась по улицам, как река: «Милосердные наши батюшки, / Не забудьте нас, невольников, / Заключенны-и-х – Христа-ради! / Пропитайте-ка, наши батюшки, / Пропитайте нас, бедных заключенны-и-х! / Сожалейтеся, наши батюшки, / Сожалейтеся, наши матушки, / Заключенны-и-х, Христа-ради!».

Но уже на месте водворения содержание увеличивалось: ссыльнокаторжные ведь работали. Каждому арестанту полагалось по фунту мяса летом и по 3

/4 фунта в остальное время года,
1/2 фунта крупы и 10 золотников соли. На картофель, капусту, лук для щей зарабатывали в праздничные дни; эти же деньги шли и в доход тюрьмы, да на руки арестанты получали в месяц: рабочие – по 75 коп., а мастеровые – от одного до двух руб. Казна давала только кормовые деньги – 5 коп. в сутки и 4 фунта печеного хлеба; летом, во время промыслов, с казны сходило по 5 фунтов хлеба. Больным выдавался половинный оклад, другая же половина удерживалась на лазаретную пищу. Одежды работающим арестантам полагалось: на два с половиной месяца холщевая рубаха, суконные порты, три пары юфтевых чирков, пара рукавиц и на год шинель сермяжного сукна и суконная поддевка. Однако в период горных работ обувь и рукавицы выдерживали только две недели (106; 99 – 100).

На местах охрана осужденных была плохой, а на Сахалине ее по существу не было, и огромное количество беглых тянулось через Сибирь домой, питаясь подаянием. Сибирь для варнака, беглого каторжника, была истинным раем: население, зачастую из таких же осевших на землю беглых или из ссыльнопоселенцев, было снисходительным, и в деревнях на ночь за окно, на специально устроенный подоконник, выставляли каравай хлеба, кринку молока, пригоршню табака. Строгой была только стража в крепостях и каторжных тюрьмах.

Заключения в тюрьму, кроме каторжных централов, фактически не существовало. В острогах или тюремных замках находились только подследственные, которые при тогдашних судебных порядках могли пробыть в заключении несколько лет, а также осужденные, ожидавшие отправки по этапу. Но в 1825 г. были созданы военно-арестантские роты при крепостях для осужденных солдат и офицеров; с 1828 г. для сокращения расходов по пересылке в них заключали приговоренных к ссылке в Сибирь, особенно бродяг и осужденных за маловажные преступления. Бессрочных заключенных через 10 лет помещали в разряд срочных, а еще через пять отправляли в военно-рабочие роты. Их использовали для благоустройства городов: мощения улиц, рытья канав и пр. С 1858 г. из-за переполнения тюрем приговоренных к ссылке на жительство вновь стали отправлять в Сибирь, режим военно-арестантских рот стал смягчаться, и они были заменены исправительными арестантскими отделениями для работ внутри тюрьмы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь русского обывателя

Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги
На шумных улицах градских
На шумных улицах градских

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В. Беловинского «Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских» посвящена русскому городу XVIII – начала XX в. Его застройке, управлению, инфраструктуре, промышленности и торговле, общественной и духовной жизни и развлечениям горожан. Продемонстрированы эволюция общественной и жилой застройки и социокультурной топографии города, перемены в облике городской улицы, городском транспорте и других средствах связи. Показаны особенности торговли, характер обслуживания в различных заведениях. Труд завершают разделы, посвященные облику городской толпы и особенностям устной речи, формам обращения.Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Леонид Васильевич Беловинский

Культурология
От дворца до острога
От дворца до острога

Заключительная часть трилогии «Жизнь русского обывателя» продолжает описание русского города. Как пестр был внешний облик города, так же пестр был и состав городских обывателей. Не говоря о том, что около половины городского населения, а кое-где и более того, составляли пришлые из деревни крестьяне – сезонники, а иной раз и постоянные жители, именно горожанами были члены императорской фамилии, начиная с самого царя, придворные, министры, многочисленное чиновничество, офицеры и солдаты, промышленные рабочие, учащиеся различных учебных заведений и т. д. и т. п., вплоть до специальных «городских сословий» – купечества и мещанства.Подчиняясь исторически сложившимся, а большей частью и законодательно закрепленным правилам жизни сословного общества, каждая из этих групп жила своей обособленной повседневной жизнью, конечно, перемешиваясь, как масло в воде, но не сливаясь воедино. Разумеется, сословные рамки ломались, но modus vivendi в целом сохранялся до конца Российской империи. Из этого конгломерата образов жизни и складывалась грандиозная картина нашей культуры

Леонид Васильевич Беловинский

Культурология

Похожие книги

Год быка--MMIX
Год быка--MMIX

Новое историко-психо­логи­ческое и лите­ратурно-фило­софское ис­следо­вание сим­во­ли­ки главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как мини­мум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригина­льной историо­софской модели и девяти ключей-методов, зашифрован­ных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выяв­лен­ная взаимосвязь образов, сюжета, сим­волики и идей Романа с книгами Ново­го Завета и историей рож­дения христиан­ства насто­лько глубоки и масштабны, что речь факти­чески идёт о новом открытии Романа не то­лько для лите­ратурове­дения, но и для сов­ре­­мен­ной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романович Романов

Культурология
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян – сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, – преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия