От французской революции конца XVIII века до Первой Мировой Войны

1878 год кардинально изменил политическую карту Юго-Восточной Европы. Обретшие независимость Сербия, Черногория и Румыния стали пользоваться всеми прерогативами суверенных государств в проведении внешней политики; Болгария, получившая широкую автономию, мало считалась с сюзеренитетом Высокой Порты. И тут обнаружилось нечто, подобное эффекту шагреневой кожи: чем уже становилась сфера непосредственной власти Турции на европейской территории, тем меньше доверия и тем больше подозрительности и соперничества наблюдалось между балканскими странами. Прогрессивные в основе своей национальные программы: сербское Начертание, греческая Мегала идея, болгарская, румынская, албанская — несли в себе зародыши шовинизма. Все они опирались на историческое право, питались воспоминаниями о Византии, могущественных в средние века Болгарских царствах, державе Стефана Душана, господарстве Штефана Великого в Молдавии. Все они в той или иной мере игнорировали прошедшие за столетия демографические сдвиги и мыслили национальное объединение по максималистской выкройке, с изрядным прихватом «чужих» земель.

Территориальное разграничение в регионе представляет трудности, неимоверные даже в плане теоретическом, и в идеальном варианте вряд ли осуществимо: в этническом порубежье проживает, как правило, смешанное народонаселение; в глубине этнической территории одного народа нередко располагаются анклавы массового расселения другого. Возможностей для территориальных притязаний к соседям и трактовки в свою пользу полагающейся доли в османском наследстве сколько угодно. Правители новых государств примеряли на себя мантию гегемона регионального масштаба. На соседей все больше стали смотреть не как на союзников в наступлении на все еще значительные позиции Порты на полуострове, а как на соперников в борьбе за место под балканским солнцем. Претерпели изменение цели традиционных обращений к державам: теперь их поддержка все чаще испрашивалась для ущемления интересов соседа. Регион превращался в поле ожесточенного межбалканского соперничества, которое переплеталось с давними противоречиями здесь «великих». Последние обрели возможность вербовать себе союзников; впрочем, иногда и охотиться не было нужды.

В 1883 г. к Бисмарку явился румынский премьер И. К. Брэтиану — предлагать свои услуги. Конец войны 1877–1878 гг. ознаменовался резким румыно-русским конфликтом: Бухарест, не возражая против присоединения к стране Северной Добруджи, протестовал против возвращения России Южной Бессарабии. Здесь не разобрались в сложившейся обстановке и приписывали России отсутствовавшие у той агрессивные замыслы, полагали, что новое общеевропейское столкновение не за горами, и спешили загодя занять место в антироссийском строю. Брэтиану заговорил о будущей границе с Россией по Днестру как о «необходимой», т. е. настаивал на присоединении к Румынии всей Бессарабии.

Канцлер в доверительной переписке счел румынские притязания «воздушными замками» и поспешил опустить собеседника на землю. Он продиктовал свои условия, в соответствии с которыми и произошло вступление Румынии в Тройственный союз. Последняя заключила договор не непосредственно с Германией, как предполагала, а с Австро-Венгрией, к которому второй рейх присоединился отдельным актом. Тем самым Бисмарк убивал сразу трех зайцев: расширял сферу действия блока Центральных держав; перекрывал для российских войск всякую возможность похода на Балканы, воздвигая перед ними румынский барьер; затруднял поддержку национального движения трансильванских румын со стороны официального Бухареста. В Венгерском королевстве проживало 3 млн румын, не признаваемых в Трансильвании, центре их обитания, «исторической нацией» (таковыми считались венгры и немцы) и боровшихся за национальное равноправие. В Румынии не прекращалось движение солидарности с ними; правительство же, как союзник Вены и Будапешта, должно было держаться в стороне.

В 1885 г. Балканы вновь привлекли к себе взоры европейской дипломатии — не выдержало напора и оборвалось самое слабое и непрочное звено в цепи решений Берлинского конгресса, то, что предусматривало разделение Болгарии. Извне поддержку стремившимся к объединению своих земель болгарам оказывала Россия; военный министр Д. А. Милютин способствовал этому всеми доступными средствами (в милицию Восточной Румелии направили русских офицеров, оставили здесь склады оружия, в области получили распространение гимнастические общества, исправно готовившие военные кадры).