От голубого к черному

Все магазины, разумеется, были закрыты. Карл повел меня по кругу вокруг городского центра, что–то высматривая.

— Господи, неужели они его закрыли? А, нет, вот оно.

Знак «КЭНЕЛ–СТРИТ» указывал на узкий зазор между двумя фабричными зданиями. Бетонная дорожка с разбросанным по ней гравием. Два ряда маленьких складов и фабрик, некоторые заброшены: окна разбиты и заложены кирпичами изнутри. Облезлая табличка сообщала о том, что находилось в лишенном окон здании: «СКЛАД ХОЛОДНОПРОКАТНОЙ СТАЛИ». Одна фабрика была открыта, передние ворота подняты, открывая огромное, мрачное нутро с висящими электрическими лампами, грязными стеклянными люками, станками, скрежещущими и свистящими, как расстроенные органы. Сбоку наспех сляпанная пристройка: трещины и зазоры между кирпичами растянулись в ленивой ухмылке вдоль задней стены с красной надписью «СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ».

— Здесь ничего не меняется, — заметил Карл. — Они пытаются построить что–нибудь новое, но все разваливается. А старое дерьмо остается. Точно на это место наложено заклятье.

Несмотря на станки, воздух здесь казался холоднее, чем на улице. Мы шли вдоль канала, где несколько мужиков ловили рыбу в воде, заросшей водорослями. Канал сворачивал направо возле шлюза, мы прошли мимо остова разрушенного дома. Карл замер возле него на несколько секунд, затем пошел дальше.

— Не надо было сюда приезжать, я еще не готов, — сказал он. — Пошли.

Из–за мошек, вьющихся в воздухе, казалось, что его лицо дрожит.

Вода в канале была настолько неподвижной, что зеркально отражала массу плюща на берегу. Бронзовая стрекоза, дюймов шесть в длину, прожужжала над нашими головами.

— По этой дороге я ходил из школы домой, — сказал Карл. — Некоторые из нас ходили сюда рыбачить на червяков. Отличное место для драк, проигравшего сбрасывали прямо в воду. Ты бы удивился, какая она тут теплая. Точно огромная печь со стенами из дерьма.

Я поднял брови. Он кивнул:

— Четыре раза. Не советовал бы следовать моему примеру.

Канал заканчивался в туманном, вонючем шлюзе, несколько каменных ступенек вели на мост.

Тротуар уже почти высох, солнечные лучи поблескивали на крышах машин. Стоурбридж весь разрезан на куски автострадами, проложенными в разное время. Карл оглянулся и посмотрел на канал, он еще не все мне здесь показал. Но мы пошли дальше, через автостоянку, где ребятишки выделывали отчаянные трюки на раздолбанных скейтбордах.

— Мои родители приехали сюда из Ирландии в пятидесятые, — сказал он. — В Черной Стране [39] полно ирландцев. Думаю, здесь они нашли обособленность, отчужденность, а это тоже своего рода утешение. Они не были горожанами. А здесь была работа. Мой отец — инженер. Вон там гараж, в котором я получил первую в своей жизни работу. Чинил машины, менял колеса. Вон там, видишь?

Он показал на узкую витрину магазина, заваленную гитарами и барабанами.

— Там я купил свою первую гитару, двенадцать лет назад. «Хондо».

Он ускорил шаг.

— Посмотри–ка.

За полукружием свежеотремонтированных коттеджей располагались примерно с дюжину мастерских, прижатых друг к другу. Пар клубился в воздухе. До меня донеслись звуки ударов, жужжание пилы, ржавых механизмов, скрип цепей, чей–то голос, теряющийся в этом гуле. С одной стороны — свалка под названием ГОРОДСКОЕ НАСЛЕДИЕ, заваленная всевозможными разноцветными различными металлическими штуковинами.

— Мы жили здесь, за углом. Но у меня нет ощущения, что я вернулся домой. Папа получил работу в Ковентри несколько лет назад, и они переехали. Не знаю, едва ли они вернутся когда–нибудь сюда. Если только у них не осталось ложных воспоминаний.

— Карл!

Он посмотрел на меня:

— В чем дело?

Он молча повел меня обратно тем же путем, которым мы пришли. Когда мы вернулись к ограждению канала в нескольких ярдах от улицы, он коснулся моей руки. Каким–то образом я почувствовал, что он просто не хочет мне показывать, что там. Он хотел, чтобы я был с ним, потому что не мог прийти сюда один.

— Ты в порядке?

Он пожал плечами. Я перестал задавать вопросы. Переходя по металлической решетке через переполненный акведук, мы перешагнули через два безголовых трупика дроздов, окруженных обрывками перьев. В моей голове зазвучал какой–то безумный старый блюз: Роберт Джонсон или Хаулин Вулф. Случайные щелчки на старом виниле. Дельта Миссисипи. Истоки. Отправная точка.

То ли из–за насекомых, то ли из–за набежавших облаков воздух над нами превратился в вибрирующий, густой, плотный подшерсток, пока мы смотрели сквозь деревья, растущие вдоль грязной ограды. За контурами развалившегося дома виднелось приземистое здание с заложенными кирпичами окнами и дверями: какая–то мастерская с разрушенным фасадом, обнажившим кирпичную печь и зарешеченные окна без стекол на задней стене. Брезент, прибитый поверх стропил, практически сгнил. Пол усеян кучками бледного грибка. Точно повторяющийся сон. У меня возникло ощущение чего–то незримого, что приблизилось и безмолвно прошло мимо. Затем Карл повел меня к зеленой стене кустарника в конце поля, и я догадался, что это там.