От голубого к черному

— Нам лучше пошевеливаться, — сказал Карл. Его била дрожь. Мы преодолели тропинку между деревьями и прошли вдоль ручья к металлическому мостику над руслом. В канале ничего не отражалось.

— Я даже в темноте найду здесь дорогу, — сказал Карл. — Но я счастлив, что ты со мной.

Невдалеке было слышно журчание воды.

Мы пересекли Кэнэл–стрит и прошли задворками фабрики, разбитое стекло хрустело под ногами. Карл вдруг остановился.

— Ты в порядке? — прошептал он.

— Да. — ответил я.

А что еще я мог сказать? Я был не в силах помочь ему. Он неистово поцеловал меня.

— Это место разрывают на части, — сказал он. — Высотные дома, скоростные шоссе. Застраивают прошлое. Я рад. Я привык стоять здесь и думать, что ничего не меняется. Вот почему музыка для меня означает жизнь. Это способ избежать одиночества. Отправить послание. Без этого мы все окажемся во мраке, и все это пустое, значит. Ты понимаешь?

Я сжал его руку.

Был ранний вечер. Последние светлые часы воскресенья. Мы прошли вдоль шоссе к станции.

— Думаю, в «Рок–станции» сегодня будет кто–нибудь играть, — сказал Карл. — Не желаешь пару пинт сидра и порцию дрянного хэви–метала?

Старый потемневший железный мост нес железнодорожные пути над сужающейся дорогой. Три предвыборных плаката консервативной партии все еще свисали с металлической решетки. Карл остановился, засмотревшись на них.

— Ты удивляешься, как жертва могла запасть на обидчика и покорно сносить жестокое обращение, не пытаясь остановить его? Я готов биться об заклад, что вот эти засранцы знают ответ.

Мы прошли под мостом, безжизненный шум машин гулко разносился вокруг нас.

Глава 5 Эхо

Это твоя вторая натура,

Так что не теряй времени даром.

Felt

В мае кое–что случилось. Я потерял работу. У Карла случился роман, помимо меня, вот так. И «Треугольник» записали свой дебютный альбом — «Жесткие тени». Вообще–то «Релент Рекордз» прекратили свое существование еще в апреле, но нам об этом никто не сказал. Их офисами завладели «Фэнис Рекордз», новая компания с куда более серьезной финансовой поддержкой. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был важный этап для нас. А в то время это показалось нежелательным вторжением внешнего мира в наш тесный мирок.

Алан Уинтер, глава «Фэнис Рекордз», был евреем, с торчащими ежиком волосами и в круглых очках, делавших его похожим на взбесившегося Бена Элтона [40]. Казалось, он никак не в силах решить, каким ему быть — жеманным или брутальным, поэтому шарахался от одного к другому. Мы с ним поладили, но было ощущение, что он настороженно относится к самой идее существования «Треугольника» — точно мрачность песен Карла представляла собой какую–то угрозу. Чего нельзя было сказать о Пите Стоуне, нашем новом продюсере. Он был валлиец, небритый и весьма неплохо технически подкованный, ему даже довелось поработать с Джоном Кейлом. Группы на сцене для него ничего не значили, но он был одержим властью студии — «эхо–камерой коллективного бессознательного», как он провозгласил после пары–тройки стаканов «Сазерн Комфорт». Естественно, они с Йеном сошлись на этом, как язычники возле капища.

Срок договора об аренде с «Кэнел Студиоз» истек, и Алан пристроил нас на студию в Дигбете. Это было жутковатое место, даже для трех здоровых парней со склонностью к насилию. Хай–стрит в Дигбете была застроена ирландскими пабами, от вычурных и фальшивых до самых убогих, вгоняющих в тоску мест, где отзвуки изгнания были столь же вездесущи, как запах мальта. Но едва ли кто–нибудь жил в Дигбете: это захудалый индустриальный район, чьи фабрики и свалки знавали лучшие дни. Дома, пабы и даже несколько церквей использовались для хранения запчастей и лесов. Старые железнодорожные пути пересекали улицы.

Наша студия находилась примерно в миле от остановки 50–го автобуса. Нашими единственными соседями были завод по переработке стекла и железнодорожное депо, и то и другое стояли закрытыми добрую половину недели. Это было столь же укромное место, как та студия в горах Уэльса, где по слухам прятались Stone Roses. Лето означало лишь одно — что у нас больше дневных часов: Дигбет оставался суровым и монохромным, немного похожим на музыку «Треугольника».

После дня или вечера в студии мы часто ходили в «Пушечное ядро», джазовый паб неподалеку от Хай–стрит, где иногда играли какие–нибудь музыканты. Темные стены подсвечены старыми фотографиями, звуки пианино плывут из спрятанных колонок. Паб находился на углу Верхней и Нижней Тринити–стрит, где почерневший виадук с тремя узкими арками пересекал обе дороги.

Другой излюбленный нами паб — «Железнодорожный», второй зал которого был популярной площадкой у хардкоровых музыкантов. Иногда там играл и «Свободный жребий». Там все было выкрашено в черное — и черепичный навес над сценой, и бар. Стена завешана фотографиями из 60–х в рамках: Хендрикс, Би Би Кинг, Animals, The Who. Там проходили дешевые концерты практически каждый вечер; забегая вперед, скажу, это было отличное место для встреч группы.