От голубого к черному

— Вообще-то нет, — сказал Карл. — Она посвящена черному парню, которого чуть не убила банда неонацистов в Бирмингеме в прошлом году. Они охотились за ним в высотном доме, где он жил, и выбросили его из окна его собственной квартиры. Затем спустились за ним по лестнице, а он не смог убежать.

— Вам нужно было поподробнее рассказать об этом в песне. Я хочу сказать, вы использовали эту историю, но не растолковали ее. В ваших песнях есть гомосексуальные темы, но есть и гетеросексуальные в паре песен, в «Дороге в огонь» — у парня есть женщина и ребенок, ждущие его. Это ведь не про вас, верно?

— Ну я был женат. И девушек у меня было больше, чем парней. Кроме того, речь идет о лирическом герое, а не обо мне.

Мэтт возвел глаза к небесам.

— Пожалуйста, приберегите это для музыкальной прессы. Меня вы не убедите. По моему опыту, все так называемые бисексуалы обычно или завравшиеся гетеросексуалы или завравшиеся гомики.

— Вам бы следовало набраться побольше опыта, — сказал я.

Карл рассмеялся.

Мэтт бросил на меня взгляд, а затем снова уставился на Карла.

— Как вы можете говорить, что вы бисексуал, когда у вас такой умненький, хорошенький бойфренд?

Я почувствовал, что краснею. Господи, этот парень знает, как манипулировать людьми. Карл попробовал объяснить еще раз.

— Сексуальность — это всего лишь одна из сторон нашей жизни. В песнях мы пытаемся охватить более объемную картину мира. Если вы признаете, что другие вещи не менее важны, это еще не значит, что вы отрицаете вашу сексуальность.

— Вы сами себе противоречите, — манерно протянул Мэтт. — Если вы на самом деле не голубой, то это всего лишь опыт, почему бы вам не писать песни о гетеросексуальных вещах, вроде пива или футбола? Почему вы заимствуете идеи из гей-культуры…

— Что? — У Карла был угрожающий вид. Какая-то часть меня сочла ситуацию ужасно депрессивной, другая же с трудом сдерживала смех.

— Значит, мне нужно ваше разрешение, чтобы сосать чей-нибудь член?

— Если это не мой, то нет. Все, о чем я говорю, это то, что вы отрицаете гомосексуальность вашей музыки. Это просто обычный инди-рок с добавкой гомосекса. В ней нет истинной голубой чувственности. Нет утонченности или брутальности.

Карл сделал глубокий вдох, затем устало сполз на диване.

— Если хотите знать, какой я гей, просто повернитесь и нагнитесь. Можно я задам вам вопрос? Зачем вы пишете о музыке, если она вас не интересует?

Мэтт посмотрел на часы.

— Я теряю с вами время. — Он встал и старательно расправил свою футболку. — Пойдемте, мальчики, я провожу вас до выхода.

Он вывел нас в приемную, затем пропустил нас вперед на выходе. Когда я проходил мимо него, он похлопал меня по заднице, я с трудом сдержал порыв расквасить ему физиономию.

— Наверно, я не стану использовать этот материал, — заявил он. — Это ваша вина. Вы пришли сюда с негативным настроем.

Мне снова показалось, что это собеседование при приеме на работу, когда на выходе ты понимаешь, что провалился.

По дороге в отель Карл молчал, поджав губы. Коротко рассказав Йену о том, что случилось, мы больше не касались этого интервью до глубокой ночи. Мы вдвоем вернулись в Бирмингем и пили в квартире Карла, слушая альбом Kitchens of Distinction «Любовь это ад». Карл посмотрел на меня поверх пустого стакана, качая головой.

— Я не был враждебно настроен. Это он провоцировал меня всю дорогу. Много ли мостов между музыкальным миром и миром геев? The Kitchens, Husker Du, Том Робинсон. Большинство гомиков слушают дерьмо вроде Эрты Китт и Дани, мать ее, Миноуг. Это все равно что сказать — если ты любишь кого-то, то должен изменить свою внешность, музыкальный вкус, всю личность целиком, вот просто так. Но ты не можешь этого сделать. Он посмотрел на меня и взял меня за руку:

— Я люблю тебя, Дэвид.

— Я тоже тебя люблю, — сказал я, в голове у меня все спуталось от вина и дурных предчувствий. То был первый раз, когда мы сказали это друг другу. Возможно, нам не стоило этого делать. Я купил два номера «Рывка», но интервью в нем так и не появилось.

Мы намеревались провести сентябрь, репетируя и работая на новым материалом для тура. Но мы с Карлом почти ничего не писали. Мне нужны были его тексты, чтобы построить вокруг них свою музыку, а того, что нужно было Карлу, ему найти не удавалось. Мы заказали время для репетиций в «Рич Бич Студиоз» в Эдгбастоне, оно было потрачено на эксперименты с оставшимися треками и альтернативными аранжировками. Одну песню мы записали в то время — «Потерянный вид», вдохновленную одним из наших любимых прогулочных маршрутов в Эрдингтоне: через Уиттон-лейкс к окраине предместья Бруквайл, откуда была видна окраина Спагетти-Джанкшн и через Астон к центру города. «В день, когда твой дом развалился/ Ты бежал по выжженному склону/ Отыскивая обломки/ Но нашел лишь это». Мы решили, что она слабовата и не стали включать ее в следующий сет.

После недоразумения с «Рывком» Карл решил на время завязать с интервью.

— Мы попадаем в ловушку разговора, — сказал он. — Это все чушь из вторых рук. Нам нужно просто играть. Пусть музыка говорит за нас.