От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла

Статного и представительного Варнаву они приняли за Зевса, царя богов, а более разговорчивому Павлу отвели роль Гермеса, посланца богов. В таком повороте событий нет ничего удивительного, ибо как раз неподалеку приключилась весьма поучительная история с Филемоном и Бавкидой. Естественно, что все жители Листры — мужчины, женщины и дети — знали эту притчу наизусть: как Зевс и Гермес спустились на землю под видом простых смертных, и как все, кроме Филемона и Бавкиды, прогнали их прочь. Овидий пересказал эту историю в «Метаморфозах»:

Есть там болото вблизи, — обитаемый прежде участок;Ныне — желанный приют для нырка и лысухи болотной.В смертном обличье туда сам Юпитер пришел, при отце же

Был отвязавший крыла жезлоносец, Атлантов потомок.Сотни домов обошли, о приюте прося и покое,Сотни к дверям приткнули колы; единственный — принял,Малый, однако же, дом, тростником и соломою крытый…Лишь подошли божества под кров неприметных пенатов,

Только успели главой под притолкой низкой склониться,Старец придвинул скамью, отдохнуть предлагая пришельцам.Грубую ткань на нее поспешила накинуть Бавкида[30].

Особо значительным для крестьян Листры выглядел финал истории, ибо, по легенде, вскоре после появления богов последовало страшное наводнение, и все, кто отказал Зевсу и Гермесу в приюте, исчезли с лица земли. А пожилые супруги — Филемон и Бавкида — не только благополучно пережили бедствие, но и получили заслуженную награду: их скромная хижина превратилась в великолепный храм, а сами они стали в нем жрецами.

Стоит ли удивляться, что, увидев чудесное исцеление калеки, суеверные жители Листры решили: история повторяется, Зевс и Гермес (Юпитер и Меркурий) снова спустились с Олимпа. И уж на сей раз они не сваляют дурака и как следует встретят богов!

«Боги в образе человеческом сошли к нам!»²³ — кричали они, «говоря по-ликаонски». Это, кстати, единственный отмеченный в Деяниях случай, когда Павел и Варнава оказываются среди обитателей Малой Азии, говорящих на родном языке. Во всех прочих ситуациях апостолы общались с грекоговорящими слушателями. Что же взять с жителей Листры, ведь они были коренными ликаонийцами, так сказать, необразованными провинциалами Римской империи!

С удивлением и растущей тревогой наблюдали апостолы, как толпа бросилась к храму Юпитера. Вскоре все прояснилось, когда появился жрец с быком для жертвоприношения. Тут оба — Павел и Варнава — лишились самообладания: разодрали свои одежды и бросились к народу, громогласно крича: «Мужи! Что вы это делаете? И мы — подобные вам человеки…»

С большим трудом удалось им удержать простодушных жителей Листры от жертвоприношения в свою честь.

Конец же их пребывания в Листре был внезапным и вовсе не таким забавным. Евреи из Икония продолжали преследовать апостолов, не поленились приехать в соседний город и возмутить его население. Те самые люди, которые недавно готовы были славить апостолов, как богов, теперь видели в них врагов. Павла побили камнями и, посчитав мертвым, бросили на окраине города. Благо, ученики разыскали апостола и оказали ему помощь. Так или иначе, на следующий день Павел вместе с Варнавой покинул негостеприимную Листру и отправился в Дервию.

Мы спустились с холмов в тихий, пасторальный край. Вдоль дороги стояли ряды стройных тополей. В полях зеленела рожь. Целая компания аистов разгуливала по заболоченной низине, выискивая лягушек. Мы подъехали к покосившемуся мосту через ручей. В нем было семь пролетов, и каждый камень был взят из какого-нибудь древнего города. Эти огромные каменные глыбы некогда являлись частью величественных зданий римской и византийской эпох. В основании моста виднелись несколько перевернутых надгробных камней. Миновав мост, мы подъехали к турецкой деревне с названием Хатын-Серай. Навстречу нам бросилась стая деревенских собак: они злобно лаяли, а за их спиной плотным кольцом стояли местные ребятишки — молчаливые, но не менее возбужденные.

Появился староста деревни и отогнал собак, детишки же боязливо жались поблизости. Всякий раз, как кто-нибудь из нас оглядывался в их сторону, они ударялись в паническое бегство. Затем, подобно стаду осторожных диких оленей, снова шаг за шагом подкрадывались ближе — до следующего косого взгляда незнакомцев, когда вся ватага вновь прыскала за ближайший угол — лишь босые пятки сверкали, да мелькали на ветру поношенные одежки.