— Тебе легко раскидываться громкими словами, Рафаэль, ведь ты однолюб. Ты всю жизнь любишь только Веру, а у меня кандидаток море.
— Любить и заниматься сексом — два разных понятия брат. Ты можешь делить постель с одной, но мыслями быть с другой, недосягаемой.
— Не знаю. У меня сейчас душевный раздрай, — подаюсь вперед, облокотившись на колени и взявшись за голову. — Я когда жил с Марикой, не хотел потерять свободу. Все сделал, чтобы не ввязываться в постоянные отношения. А заполучив желаемое — прежнего драйва не ощутил. Как только вижу другую девушку, которую могу взять, внутри тяжело становится. Какая-то тягость, неохота. Нет ощущения полета. Не понимаю.
— Я тоже не сразу понял, что влюблен. Из-за этого потерял целых шесть лет! Пропустил рождение старшей дочери. Не совершай моих ошибок.
Услышав о детях, решаю признаться в остальном.
Откинувшись на спинку дивана, поднимаю взгляд на Рафаэля.
— Я предложил родить Марике. Для меня. За деньги. А потом, чтобы она получила сумму и отказалась от ребенка.
Невозмутимое лицо брата сейчас перекосило.
За этим слышится грохот посуды. Погрузившись в разговор с Борном, я не сразу замечаю, как из подсобки выходит сноха. Кажется, мои слова долетели и до ее слуха, отчего руки Веры дрогнули, а чашки на подносе громыхнули.
— Орхан, ты совсем, что ли? — возмущается она.
— А что не так? Что ты тут закаркала?
Вера, нахмурившись, ставит поднос на прилавок.
— Обрекать кровинку на жизнь без матери? Ты в своем уме?
— Живут же так.
— По разным обстоятельствам! Но! Предлагать такое девушке, которая смотрела на тебя влюбленными глазами очень-очень-очень плохо Орхан. Она же не из центра суррогатного материнства, — и смотрит на меня с укоризной.
Рафаэль, посопев, поворачивается к жене.
— Нам всем ясно, что Орхан оступился, но упреками ничего не исправить. Ты звонила Марике?
Вера напрягает губы в тонкую линию.
— Да, пару раз.
— И?
— Она меня тоже заблокировала! Представляете? — разводит руки в стороны. — Кстати, Орхан, ты говорил Марике, что погасил за нее долг? Возможно, она станет тебе благодарной и согласится на встречу.
— Нет. Я этим козырять перед Усольцевой не собираюсь.
— Еще один гордый человек. Она гордая, ты гордый. Как с вами тяжело? Еще скажи, что все цветы отправлял для нее анонимно.
— Да, потому что от цветов с моей открыткой она отказалась.
— Ты не отчаивайся дорогой. Падет наша неприступная крепость, вот увидишь.
— Я не до такой степени расстроен Вер, чтобы отчаиваться. Ты не драматизируй.
Сноха осекается, хотя всеми руками и ногами за наш союз с Усольцевой. Настолько ей понравилась Марика. Она видит в ней подружку, тянется, хотя Марика явно не разделяет этих чувств.
У нее дружба с Аллой, которая без всякого зазрения совести за пару тысяч рублей рассказывает мне, как обстоят дела Усольцевой за закрытыми дверями их квартиры. Марика радуется букетам, привезенным курьером от анонима. Ставит их в вазы, меняет воду. Надеюсь, в глубине души девушка догадывается от кого они.
— Не зря я все-таки заехал в лавку, — подытожив, ударяю кулаком по мягкому сидению дивана. — Отвлекся и наконец, увидел вектор. Теперь я знаю, как буду поступать дальше.
— Интригуешь, — ухмыльнувшись, Рафаэль буравит меня взглядом.
— Я объяснюсь с Марикой. На этот раз она меня выслушает. Если опять закроется в квартире, я вышибу дверь.
Глава 20
Марика.
— А сейчас послушаем сердцебиение малыша, — с теплотой говорит доктор, щелкая чем-то на аппарате.
Лежа на кушетке, замираю, впервые улавливая сердечко своего крохи. Оно такое быстрое, трогательное, мне даже показалось немного вразнобой.
Хотя я в этом плохо разбираюсь. Гораздо лучше полагаться на опыт Надежды Степановны. Мудрая женщина еще никогда меня не подводила.
— Он же сейчас размером с фасолинку, да? — пребывая в эйфорическом состоянии и, наверное, уже наперед ощущая материнский инстинкт, спрашиваю.
Внутри меня все трепещет, кончики пальцев на руках покалывает от приятного волнения, а краски перед глазами становятся ярче.
Не услышав ответ, поворачиваю голову к доктору и сразу же напрягаюсь, очнувшись от радужных чувств. Надежда Степановна выглядит озадаченной. Ее брови ползут вверх, а затем женщина хмурится.
— Какие-то проблемы? — тревожно спрашиваю, ощущая, как вмиг меня захлестывает обжигающей волной страха.
Липкая испарина появляется на коже, колени дрожат. Из милой крайности меня резко отшвыривает в другую крайность, изнуряющую молчанием доктора.
— Не дергайся Марика, — Надежда предупреждает строго. Еще раз проверив какие-то данные на мониторе, вдруг улыбается. — Здесь присутствуют два сердцебиения. С большой долей вероятности твоя беременность многоплодная.
Новая волна шока ложится поверх прежней. Я чувствую, как у меня зазвенело в ушах, хотя в кабинете посторонних звуков не было.
— Что? Я же Лилю ждала, — растерянно бормочу. — Или Танюшку, или…