От Лас-Вегаса до Нассау

Достоверность новостей никого не волновала. Ездили на экскурсии на озеро Рица, в Пицунду. В Пицунде еще не был окончен пансионат, зато стоял великолепный лес с соснами третичного периода, которые существовали еще при динозаврах. Тут же имелись комары третичного периода, злые, как голодные динозавры. Посетили знаменитый Пицундский храм. Экскурсовод в храме тоже не стремился к особой достоверности, но объяснял все весьма эмоционально.

– Сделали штукатурка в храме – акустика стал такой хороший, аж невозможно. Сняли часть штукатурка – все равно невозможно. Сейчас будем ложить паркет. Если опять будет такой хороший акустика – начнем понемногу вешать ковры.

Гагры стали нашим любимым местом отдыха. Но со временем все переменилось. Построили новый дом творчества архитекторов с великолепным каскадным корпусом.

Строили его больше десяти лет. Сначала взрывали гранитный массив. Потом снимали часть горы, затем снимали директоров строящегося комплекса. Когда начали завозить оборудование, пошли совсем странные вещи. Во всех близлежащих домах появилось по две, по три телевизионных антенны. Сняли еще пару хозяйственников, и, наконец, наш дом творчества предстал во всей своей красе. Роскошные террасы уходили каскадом в гору, номера с большими лоджиями были весьма комфортными. При этом все лоджии выходили к морю.

В 1985 году мы поехали в Гагры уже втроем с сыном Федей. В аэропорту после длительного восточного торга взяли такси. Таксист, отрекомендовавшийся Рудиком Шалвовичем, обещал нас отвезти с ветерком всего за семь рублей.

– Кто такие архитекторы-шмархитекторы нэ знаю. Отвезу в Архфонд.

Через пять минут мы готовы были доплатить, только бы не ехать в его машине. За десять лет у нас не было столько аварийных ситуаций, как за эти тридцать минут.

– У нас замечательный водитель, – заискивающе сказала Леночка.

– Водитель хороший, пассажир нэважный, приезжает суда, свой порядок заводит, – проворчал он.

Когда Рудик шел на обгон на серпантине перед поворотом и выезжала встречная машина, на его лице появлялась тоска, и он отворачивался. Этим он, во-первых, показывал свое хладнокровие, во-вторых, предоставлял возможность встречному самому искать выход из этой сложной ситуации.

Правил нашим Архфондом Яков Ермолаевич, который тут же сообщил, что Федю он в Дом творчества не пустит ни под каким видом.

Кто приехал без путевки,Без знакомства, без курсовки,Без письма, без подготовки,И без справки от врача,Без значка лауреата,Без гарантий и без блата.Просят местного магнатаЯков Ермолаича.Отрок Федор – парень ловкий,Но указанной путевки,

И солидной подготовкиОн с собою не привез,Потому-то, скажем прямо,И случилась эта драма.Молит папа, плачет мама,Просят Якова до слез.

– Я нэ распространяю путовка. Если бы я, дарагой, сам их печатал. Да? И кончилась краска, я би пошел к приятэлю, попросил би у нэго краска и печатал тебе путовку. Но я нэ пэчатаю путовка, генацвале.

Через полчаса.

– Ест у меня старие бланкы, попорченные намного – через 20 минут позвоню в Москву, папрашу чтоб разрешили.

Москва, якобы, разрешила; бланки, якобы, нашлись, причем новые, и не только для нас. Содрал он с нас полную стоимость путевки, а места для Феди так и не дал, поставив старенькую раскладушку в нашу комнату.

Приготовили для нас,Феде-Бреде, если точно,Раскладушку «Adidas»Из джинсовой ткани прочной.Но была та раскладушкаВетеранша и старушка.Раз, проснувшись поутру,Видим страшную дыру.И торчат из той дырыДве худющие икры,Носопыра конопатый

И здоровый чуб патлатый.

Внизу возле лифтов сидел красавец-джигит Гурам – лифтер. На лифте он нас не возил. Это в его функции и не входило. А входило только предупреждать нас, когда лифт не работает. Делал он это очень серьезно с чувством собственного достоинства:

– Уже сломался, нэ работает, – сообщал он мрачно.

В номерах на верхотурьеПроцветает бескультурье.Наверху и стыд и срам,А внизу сидит Гурам.Как гений чистой красотыСидит и смотрит на лифты.

Иногда устраивали вечера танцев. Народ танцевал вяло. Гурам со всей присущей ему прямотой заявлял: «Кто нэ будет танцевать, нэ пущу в лифт». Пассивности отдыхающих способствовали появившиеся во всех магазинах объявления: «Вино-водка нет».