От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Ездра начал чтение, но тут возникла проблема: его понимали далеко не все. Переместить книги из каморки переписчика на площадь и явить их народу оказалось непросто. Слова писания не предназначались для последовательного чтения обширной аудитории: их собрали из множества источников. Древнееврейский язык Библии был сложен, а значительная часть слушателей владела только арамейским – общим языком всего региона. Заметив трудности, возникшие у слушателей, Ездра понял, что сказания и законы, которые он читает народу, необходимо переводить и растолковывать[170]. Долгие часы Ездра читал, переводил и разъяснял тексты, так что они стали понятны даже неграмотным. Закончив, он перешел к молитве, в которой повторил зачитанные прежде сказания от Сотворения мира до Авраама и Исхода, оформив тем самым великое повествование, которое в один прекрасный день достигнет Луны.

В эпизоде, где народ преклонил колени перед текстом, Ездра открыл истинное значение своего возвращения в Иерусалим. Он хотел гораздо большего, нежели от имени персидского царя взять в свои руки важный опорный пункт империи или восстановить некий город. Ездра стремился к Иерусалиму и храму, потому что желал изменить обычай поклонения иудеев Богу. В изгнании Писание оставалось лишь артефактом. Только в Иерусалиме оно могло вновь стать святыней, соответствующей по значению храму.

Древнееврейские писания давным-давно стали фундаментальным текстом, вернее, совокупностью текстов, определяющей отличие группы людей от их соседей, вобравшей в себя ее коллективный опыт, содержавшей впечатляющую многовековую историю о начале всего сущего и накопившей для поддержания самой себя значительные ресурсы, в том числе школы, писцов и книжников. Но в тот момент, в руках Ездры, фундаментальный текст обрел еще одно свойство: он был провозглашен священным и стал самостоятельным объектом поклонения.

ЛЮДИ ПИСАНИЯ

Своим чтением Ездра положил начало конфликту между книжниками и священниками: ведь именно священникам изначально принадлежали все права на проведение ритуала. Ездра тоже был священником, но он изменил свою религию, поскольку писец и книжник вовсе не обязан был им быть[171]. Публичное чтение Писания Ездрой вылилось в переворот, угрожавший положению самого могущественного класса иудейского общества.

Конфликт между священниками и книжниками разворачивался на протяжении следующих двух столетий, когда иудеи имели возможность жить в Иерусалиме и обладать все большей автономией, особенно в те времена, когда интересы Персидской империи были обращены в какие-то иные края. Усиление Иерусалима шло на пользу священникам и их святыне, самому охраняемому месту в городе, – храму[172]

. Храм сохранял свое значение, но Ездра, сделав священным текст, создал конкурирующую силу.

Повествования о Ездре были созданы порознь и, как многие части древнееврейской Библии, содержат несколько текстовых слоев, написанных в разное время. Книжники, жившие во времена относительного спокойствия, последовавшие за эпохой Ездры, переработали эти сказания о материальном и духовном восстановлении Иерусалима в последовательные повествования, вошедшие в два различных, хотя и взаимосвязанных сюжета, которые дошли до наших дней как Книги Ездры и Неемии (моя реконструкция возвращения Ездры основана именно на этих книгах и данных исторической науки).

Покуда иудеям разрешалось жить в Иерусалиме, власть в городе распределялась между губернатором, священниками и книжниками, которые совместно управляли населением, со временем начавшим определять себя как этническая группа под названием «евреи». Но этот период относительного спокойствия был непродолжительным, и Иерусалим оказался под властью Александра Македонского, а затем его наследников, погрязших в междоусобицах.

Позднее Иерусалим привлек к себе внимание набиравшей силы Римской империи. В 70 г. римские легионы захватили Иерусалим и вновь разрушили с таким трудом и тщанием восстановленный храм. С прекращением храмового служения почти утратили силу соблюдавшиеся многими поколениями правила, регламентирующие отношение к высшим святыням, – те, на которых покоились привилегии левитов.

Эту ситуацию разрядило решение Ездры о превращении перемещаемого письменного текста Писания в средство поклонения Богу. Идея, родившаяся из опыта вавилонского изгнания, отлично пригодилась в условиях нового рассеяния. После повторного разрушения храма евреи стали совершать богослужения в синагогах, и службы эти отправляли не священники, а раввины – книжники, способные читать и объяснять Писание[173].