От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Будда продолжал жить своей жизнью, перемещался с места на место, ежедневно встречался с просителями, питался простой пищей, мыл ноги, сам готовил себе место, и лишь потом усаживался и начинал учить[197]. Он не читал лекций, а предлагал своим последователям задавать вопросы, на которые терпеливо отвечал – короткими или длинными фразами, загадками или притчами, которые нуждались в объяснении. Это было не столько обучение, сколько переучивание, помощь в преодолении прежних привычек к образу мыслей и жизни. Будда убеждал слушателей отринуть свои мирские привязанности – к людям, к вещам, даже к себе самим. Обучение поиску выгоды в отстранении от мира было трудным, порой даже парадоксальным. Куда следует отступить ученикам, отказавшимся от мира, если не в самих себя? Некоторые уроки стали знаменитыми, как, например, одна из бесед в Шравасти, где Будда в ответ на вопрос, как назвать его сегодняшнее поучение, ответил, что это сутра о запредельной премудрости, отсекающей заблуждения алмазным скипетром.

Почему же учение Будды оказалось столь победно привлекательным несмотря на то, что было окутано парадоксами и загадками? Одной из причин явилась его всеобщность. Бывший царевич не пренебрегал даже скромнейшими из слушателей, разговаривал с ними, обращался к ним и обещал им нечто совершенно необычное. Его слова адресовались не к какой-то привилегированной группе, но ко всем и каждому. Все, у кого хватало смелости, могли следовать за Буддой и искать просветления. Каждый мог вступить с ним в спор[198]. Все это сильно отличалось от элитарного учения брахманов, которое Будда критиковал[199]

. Если прежнее учение узурпировали брахманы и цари, то Будда обращался к каждому человеку индивидуально и вдохновенно призывал каждого изменить свою жизнь.

Будда старел, но не считал мудрым поставить кого-либо из учеников выше других, и поэтому отказался назначать себе преемника. Многие из его последователей далеко продвинулись по пути просветления, и все могли сами учить – что и делали, поддерживая друг друга. Несмотря на свою взаимосвязь, последователи Будды были глубоко опечалены и растеряны, когда наставник умер. Разве могли они быть уверены в том, что не допустили ошибок в доктрине, не совершили ложных шагов на своем жизненном пути? До того времени можно было обратиться к Будде за уточнением, в котором он никогда не отказывал, предупреждая и даже стыдя тех, кто цеплялся за ложные верования. К кому же обращаться теперь?

Следуя воле своего покойного наставника, не желавшего, чтобы у последователей появился единственный вождь, они созвали большой сбор всех учеников. Вместе они могли бы сохранять и устанавливать правила поведения и веры, вместе прийти к согласованному решению о том, что будет впредь значить «быть последователем Будды»[200]. Коллективная память учеников должна была сохранить драгоценные слова, произнесенные Просветленным, исключить возможность проникновения ошибок в такие бесценные поучения, как Алмазная сутра, гарантировать, что верные слова будут передаваться из поколения в поколение. В случае возникновения разногласий следовало, чтобы устранить ошибки и сомнения, созвать другое собрание последователей.

Если было так важно правильно запомнить слова Будды, почему же никто не подумал записать их? В Индии в эпоху Будды, вероятно, существовала какая-то форма письменности (так называемая письменность долины Инда, возможно, не была полноценной системой письма; ее образцы так пока и не расшифрованы)[201]

. Превыше всего ценились дошедшие с незапамятных времен гимны и Веды, передававшиеся изустно специально обученными брахманами, для которых заучивание Вед было и правом, и обязанностью. Жреческая каста создала сложное разделение труда, которое предназначалось для сохранения этого объемного корпуса песнопений и сказаний. Учения и стихи делились на сравнительно малые части и распределялись между группами. Если один человек был не в состоянии запомнить учение целиком, то сообща брахманы точно сохраняли его и гарантировали безошибочную передачу от поколения к поколению[202].

Система так хорошо функционировала, была так глубоко вплетена в социальную ткань общества, что религиозным лидерам не требовалось записывать священные песнопения, сложившиеся до того, как в Индии появилась письменность. Но даже когда это случилось, жрецы старались не пользоваться ею, опасаясь, что после фиксации священных слов с помощью письма все изменится[203]. Письмо было не только альтернативой исконным способам запоминания слов. Оно представляло собой нечто совершенно новое – технологию, несущую глубокие и трудно предсказуемые перемены.