От мира сего

Снова поймал себя на том, что говорит совершенно искренно, и не мог не порадоваться этому. Как хорошо все-таки, что сумел побороть самого себя, что охолонился вовремя, до того хорошо…

Ася подумала немного и спросила:

— Но ведь нужны же для равновесия и плохие журналисты? Разве не так? Например, кругом все очень хорошие писатели, тогда некого выбрать, а так, например, этот хороший, этот еще лучше, а этот самый лучший, а вот тот плохой, тот еще хуже.

— Что ты хочешь этим сказать? — не понял Виктор.

— Что нужны всякие журналисты, — ответила Ася.

— Одним словом, — сказал он, — я передумал. Хочу быть врачом, вроде нашего Никодимыча…

Имя Никодимыча пользовалось в их семье непререкаемым авторитетом и уважением. Виктор почувствовал, он убедил Асю. Маленькая — и все же победа.

Только мама еще долго не хотела смириться. Он уже был студентом 1-го курса мединститута, а она нет-нет да говорила, невольно вздыхая:

— На днях раскрыла журнал (она называла один из самых в нашей стране популярных ежемесячников), и вдруг показалось, Виктор Вершилов, честное слово…

— Тося, не увлекайся, — замечал отец, — не выдавай желаемое за действительное, тем более что это самое желаемое — сущая фантастика, а человек должен всегда реально и здраво подходить к любым явлениям жизни, к любым обстоятельствам…

— Ладно, Ипполит Ипполитыч, пусть будет по-твоему, — говорила мама, с легкой руки Виктора она тоже звала отца Ипполитом Ипполитычем, а он никогда не обижался.

Он был на редкость легкого характера, не умел дуться, обижаться, затаить злобу…

И порой сам первый любил посмеяться над самим собой, над своими слабостями и немногими недостатками…

…Так как же, удалась или не удалась жизнь? Внешне вроде бы все пристойно: он врач, удачно защитился и, как теперь принято выражаться, остепенился, стал кандидатом. Любит свою работу, не мыслит себе жизни без нее, даже странно, что некогда даже и в мыслях не было стать врачом.

У него две дочки, обе ему очень дороги, как же иначе? Правда, у жены сложный, трудный характер, но как бы там ни было, теперь уже не начнешь жизнь заново.

Во всяком случае, он старается оставаться самим собой, не лукавит, не врет, не пытается хитрить, изворачиваться, ловчить. И он горд этим всем, так же, как и отец. Да и как не гордиться?

Так вот: игра, что называется, сыграна. И все-таки — что же? Удалась или не удалась жизнь?

Он даже засмеялся тихонько. Неужели невозможно ответить?

Отец ждал, что он скажет. А он так ничего не ответил.

«Чего бы тебе хотелось? — спросил себя Вершилов. — Скажи по совести, чего?»

— Не знаю, — медленно проговорил он. — Ничего я не знаю.

На следующее утро, уезжая в электричке в Москву, на работу, Вершилов решил:

«Не задаваться никакими проблемами, не терзаться проклятыми вопросами. Считать, что жизнь удалась. И точка. И если отец снова спросит, ответить: разумеется, удалась».

Но отец больше не спросил о том, как считает сын, удалась ли жизнь. Еще немало случалось между ними различных бесед, но об этом разговора уже не было. Никогда, вплоть до последнего часа отца…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сережа, сын Зои Ярославны, позвонил ей, сказал по телефону:

— У меня новость.

— Хорошая или плохая? — спросила она.

— Как кому покажется. Мне, например, нравится.

— А мне понравится?

— Понятия не имею, — сказал он, — приеду к тебе через час, тогда поговорим.

Он был точен, обладал, как говорила Зоя Ярославна, чувством времени. Явился минута в минуту, ровно через час, еще стоя на пороге, сказал:

— Можешь меня поздравить, еду на Байкал со строительным отрядом.

— Поздравляю, — сказала Зоя Ярославна, хотя в душе была отнюдь не в восторге. — И надолго?

— До конца каникул.

— Выходит, совсем не отдохнешь?

— Зато привезу кучу денег, куплю тебе что-нибудь такое-этакое… — Он покрутил пальцами в воздухе. — Завлекательно-оригинальное.

Она улыбнулась.

— Очень мне нужны твои подарки.

— А что, разве не нужны?

— Лучше бы отдохнул как следует, не забудь, впереди десятый класс, самая ответственная пора…

— Ну и что с этого? — спросил Сережа. — В общем, ты как хочешь, а я еду!

Сережа был человек безусловно одаренный, хотя и неровный. Классная руководительница пеняла Зое Ярославне еще тогда, когда Сережа учился в четвертом классе:

— Вы должны обращать на него как можно больше внимания, мальчик трудный, но необычайно интересный!

— Как же я должна обращать на него внимание? Каким образом? — спросила Зоя Ярославна.

— Прежде всего, надо не разрешать ему фантазировать, фантазии могут завести его слишком далеко, — ответила классная руководительница.

Будучи человеком отменно трезвым, лишенным каких-либо причуд, не склонным к каким-либо выдумкам, она считала, что Сережу его фантазии и вправду не доведут до добра. А жаль! Мальчик своеобразный, умница и, когда хочет, может учиться просто блистательно.

«Какие такие у Сережи фантазии? — думала Зоя Ярославна, идя домой после родительского собрания в школе. — То, что он выдумщик, это я и так знаю. Ну и что с того? Кому это все мешает?»