Нас направили на фронт не просто, как мы всегда ходили, а в составе дивизиона со вновь сформированной 8-й конной батареей. Восьмую я впервые видел. Шли мы из Брюховецкой в Батайск. Там мы, конечно, опять вошли в дивизион с конно-горной. То есть дивизион был составлен, только чтобы доставить обе батареи на фронт. Командир восьмой, полковник Сапегин{313}
, оказался старшим. Не желая ему подчиняться, Шапиловский сказался больным. Нашу батарею повел Обозненко.Меня послали квартирьером в станицу Уманскую. С несколькими солдатами мы на рысях опередили батарею. Я выбрал, конечно, лучшие дома для нашей батареи, а другие, на той стороне площади, для восьмой, послал солдата навстречу дивизиону, а сам заказал самовар, снял сапоги и надел туфли.
Вскоре прибыли батареи. Из любопытства посмотреть на восьмую я надел фуражку, шинель внакидку и в туфлях вышел на громадную площадь. Сапегин и Обозненко выравнивали орудия в парке. Я остановился поодаль. Вдруг я увидел, что Сапегин и следом за ним Обозненко направляются ко мне. Сапегин остановил коня передо мной, приложил руку к козырьку и сказал:
– Рапортуйте.
У нас ничего подобного не бывало. Тем не менее я подтянулся и, несмотря на туфли и шинель внакидку, взял под козырек и отрапортовал:
– Господин полковник, квартиры в станице Уманской для сводного конно-артиллерийского дивизиона выбраны.
После чего я замолк, не зная, что еще прибавить. А Сапегин, видимо, ждал продолжения, потому что все держал руку у козырька. Из-за его спины Обозненко ворочал глазами и беззвучно мне что-то подсказывал. Я молчал. Видя, что он продолжения не дождется, Сапегин спросил:
– Сколько людей в вашей батарее?
Я не знал, но без запинки ответил:
– Шестьдесят два, господин полковник.
– А лошадей?
«Тут ты меня не поймаешь, – подумал я, – есть подручные лошади в упряжках. Лошадей должно быть больше». Рассчитывать было некогда, и я уверенно выпалил:
– Семьдесят три, господин полковник.
Я видел, как Обозненко вздохнул с облегчением, значит, попал. Сапегин повернулся к нему:
– Это правильно?
– Так точно, господин полковник, – не задумываясь подтвердил Обозненко.
– Я вижу, что вы не привыкли к рапортам, – сказал спокойно Сапегин. – Но я этого требую. До свидания.
И он не спеша удалился.
Сдерживая смех, мы вошли в дом и там дружно расхохотались. Наши офицеры, оказывается, издали следили за моим рапортом. Никто из нас не знал ни количества людей, ни лошадей. Но каждый из нас мог бы переименовать всех людей и всех лошадей.
– Подите все же пересчитайте лошадей, – сказал мне Обозненко.
Я вышел на крыльцо, постоял, потом вошел без улыбки, встал во фронт.
– Господин полковник, счет людей и лошадей окончен. Во второй конной генерала Дроздовского батарее в данное время находятся 62 солдата и 73 лошади.
Все прыснули от смеха, и Обозненко первый. Но так как он был человек очень добросовестный, то он сам пошел считать. Другие полагали это излишним. Числа все время менялись.
– Знаете, – сказал мне Обозненко, – вы ошиблись всего на два человека и только на одну лошадь.
На следующее утро мы с ужасом увидели, что та батарея поставила в орудийный парк часового, а мы об этом не подумали. 8-я батарея делала перекличку. А у нас даже списков не было. Сапегин сделал вид, что не заметил отсутствия переклички. Во время похода он считал наших лошадей и, видимо, остался доволен. Решил, вероятно, что сам ошибся в счете на одну лошадь. Конечно, у нас не было зарядных ящиков. Но и у 8-й их тоже не было. Значит, заимствовали наш опыт и, видимо, он оказался не так уж плох.
Должен сказать, что полковник Сапегин был прекрасный и энергичный офицер. В Новороссийске мы только благодаря ему влезли на пароход. Был январь 1920 года. Был лютый мороз, а снегу мало.
Мы вернулись на фронт в Батайск и присоединились к конно-горной батарее. В наше отсутствие бои не прекращались, и с нашим прибытием мы приняли в них живейшее участие. Красным никак не удавалось перейти через Дон, несмотря на превосходство сил, на высокий берег и на то, что Дон замерз и не представлял препятствия. Героем этих многочисленных боев можно смело назвать полковника Кузьмина с его 1-м Офицерским конным полком. Чуть что, он бросался в атаку, прорывал фронт, брал пленных и орудия. Был он необыкновенно счастлив, имел всегда успех и мало потерь. Люди его обожали. Но и все остальные полки и батареи были на должной высоте.