От Орла до Новороссийска

Ночью 8 февраля 1920 года наша корниловская пехота заняла внезапно станицу Гниловскую, вышла во фланг Ростова и заняла город. Наш кавалерийский корпус ввели в Ростов и разместили там. Но на востоке на Манычском фронте донцы не смогли остановить многочисленную конницу Буденного, которая пыталась охватить широким обходом с тыла всю Добровольческую армию у Ростова. Укрепления на Маныче были рассчитаны на лето, а морозы сковали воды и болота и сделали укрепления недействительными. Да и донцы были не те, что прежде. Глубокой ночью в лютый мороз – все скрипело кругом – нашу кавалерию вывели опять из Ростова в Батайск, чтобы идти навстречу Буденному на Сальск. Мы покинули Ростов без боя и без нажима со стороны красных.

За два дня похода к Мечетенской значительно потеплело. Снег сошел, стало почти тепло. Дождя не было, бывали туманы. Сальские степи, куда мы шли, – холмистая местность без деревьев. Тут находятся Донские конные заводы и живут калмыки.

Чтобы противодействовать охвату нашего тыла Буденным, сосредоточили всю нашу кавалерию у станицы Мечетенской. Наши силы состояли из регулярного корпуса кавалерии под начальством генерала Барбовича. Корпус насчитывал примерно 5000 шашек с пятью конными батареями и был в прекрасном состоянии. Но массу нашей конницы составляли казаки: донцы и кубанцы. Они были в плохом состоянии. Донцы были деморализованы потерей своей территории и были небоеспособны. Они потеряли дисциплину, бросали пики и винтовки, чтобы их не посылали в бой. Во всяком случае, они не были нам, добровольцам, явно враждебны. Они исполняли приказы нехотя. Было их по всей армии, вероятно, от 4000 до 5000 шашек.

Совсем иначе вели себя кубанцы. Они были сплочены, собирали кинутые донцами винтовки. У каждого всадника были две, иногда три винтовки за плечами. Но они были к нам определенно враждебно настроены. Драться с красными не желали. При дальнейших походах нам отсоветовали идти теми же дорогами, которыми идут кубанцы. Открытых столкновений как будто не было, но где-то на реке Кубани казаки перегнали все лодки на другой берег и намеренно обрекли 4-й батальон Корниловского полка на гибель. Недалеко от Екатеринодара на совещании кубанцев и донцов было принято решение не следовать приказам командующего генерала Деникина, не ехать в Крым, не отходить на Тамань, а идти в Грузию. Потом же казаки плакались, что будто бы русские части покинули их в Новороссийске.

Конечно, не все донцы и кубанцы поддались красной пропаганде, были и такие, которые держались за добровольцев. Но большинство митинговало. Кубанцы поверили, что красные признают их независимое государство, как только они порвут с нами, добровольцами. Кубанцев было примерно столько же, сколько донцов, то есть от 4000 до 5000 шашек. Были терские казаки, немного лучше сохранившиеся, под командой нашего знакомого генерала Агоева. Но их было не много, от 2000 до 2500 шашек. Были калмыки, вполне нам верные, но их было всего шашек 500–600. Всего с нашей стороны было собрано от 15 до 18 тысяч шашек. Грозная сила, если бы казаки были прежние. Мы же знали, что весь удар придется вынести только нашему корпусу.

Как всегда у бюрократов, на бумаге все обстояло отлично. Командование наивно надеялось, что казаки будут драться. Лучше бы они нам дали полк дроздовцев или корниловцев с двумя батареями, и мы Буденного бы раскатали.

У Буденного были массы конницы. Говорили про 100 тысяч, но это преувеличено. Конечно, можно ошибиться, но вот то, что видел своими глазами: у красных было, по-моему, от 25 до 30 тысяч шашек. Огромное количество. Но все это были новые формирования без хороших офицеров, да и сам Буденный был только вахмистром. У нас же каждый всадник участвовал уже в большом количестве боев и были прекрасные начальники. Наша артиллерия хоть уступала красной в количестве батарей, но по качеству оказалась много выше. У нас было пять батарей: две гвардейские, две наши и 8-я конная. 7-я присоединилась поздней.

В станице Мечетенской нас построили в громадное каре. С одной стороны регулярная кавалерия, с другой донцы, с третьей кубанцы, с четвертой терцы. Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго и вскоре это стало утомительно и скучно. Тут нужен был бы Врангель, в черкеске на чудном коне, осадивший коня и кинувший, как под Спицевкой, несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.