Корниловская дивизия выступила. В арьергарде шел 3-й полк. В Нахичевань были высланы конные разъезды. Когда корниловцы уже подходили к Нахичевани, к начальнику дивизии подъехал разъезд. «Господин полковник, – доложил офицер, – Нахичевань занята большевиками». – «Как – занята? Да вы пьяны, поручик!» – «Никак нет, Нахичевань занята…» – «Быть не может! Вам померещилось… Немедленно поворачивайте и проверьте». – «Слушаюсь!» 1-й и 2-й полки продолжали двигаться походным порядком. В арьергарде послышалась стрельба: большевики из Новочеркасска догнали наш 3-й полк… Как только авангард дивизии стал втягиваться в Нахичевань, он на первой же улице наткнулся на свой вторично посланный разъезд. Офицер, ординарцы и кони были перебиты. Только доложили об этом начальнику дивизии, как на улице загремел броневик, сзади него шли, пригибаясь, красноармейцы. Завизжали пули. Не оставалось никакого сомнения в том, что Нахичевань была в руках большевиков. Очевидно, за те несколько часов, когда Корниловская дивизия двигалась на Нахичевань, на фронте перед Ростовом разразилась катастрофа. Так оно и оказалось: связь с Терской дивизией донесла, что терцы вновь разбиты большевиками. Положение корниловцев создалось отчаянное, они оказались отрезанными от переправы через Дон, оба моста, один впереди, в Ростове, другой – позади, в Александровской, были уже захвачены большевиками.
2-й Корниловский Ударный полк повел уличный бой – более страшный, чем всякий бой в открытом поле. Из-за всякого угла, из подворотен, из окон летят пули. Ударяясь об камни, они рикошетом наносят страшные рваные раны. Гулкими перекатами среди стен громыхают выстрелы. Тут только полковник Скоблин вспомнил, что в самой Нахичевани есть деревянный настил через реку, так называемый «Таганрогский мост». Во что бы то ни стало надо было перехватить этот мост ранее большевиков. Скоблин взял с собой роту корниловцев и бегом бросился к мосту. С противоположного берега по ним забили выстрелы, стреляли казаки. «Господин полковник, – закричал кто-то, – смотрите, казаки тащат солому, сейчас подожгут мост!» – «Вперед, за мной!» – скомандовал Скоблин. Вихрем пронеслись корниловцы через мост, разметали горящую солому и с отчаянной руганью набросились на казаков. Заикаясь и весь дрожа, хорунжий пытался объяснить Скоблину, что он принял корниловцев за большевиков. Запрыгали по настилу подводы, артиллерия, за ними перешли мост 1-й и 2-й полки, 3-й полк пробиться к переправе уже не мог и был вынужден переходить Дон по льду. На середине реки был смертельно сражен пулей временно командующий полком капитан Франц.
На другой день рано утром полковник Скоблин поехал разыскивать штаб корпуса. По дороге он встретил молодого адъютанта, причисленного к Генеральному штабу. Капитан передал начальнику дивизии в конверте приказание командира Добровольческого корпуса. Скоблин пробежал приказ и весь побледнел. Выпустив трехэтажное ругательство, он набросился на капитана: «Как, приказ об отходе моей дивизии через Александровскую переправу вы доставляете мне только сегодня? Почему вчера не доставили его мне? Из-за вашей трусости у меня убитых только 600 человек… Расстреливать таких офицеров!» Скоблин помчался к Батайску. Когда он подскакал к станции, штабной поезд медленно отходил. «Задержать поезд!» – закричал Скоблин. Поезд остановили. Вне себя Скоблин вскочил в вагон командира корпуса. «Николай Владимирович, – это ты? Слава Богу! Твоя дивизия цела?» Генерал Кутепов обнял Скоблина и поцеловал. Скоблин, возмущаясь, стал рассказывать ему, что перенесла его дивизия. «Ты потерял половину дивизии, а я почти весь свой корпус… Катастрофа… Поезжай обратно, – твоя задача защищать Батайск. Когда успокоишься, спокойно обо всем переговорим…» Медленно, шагом поехал Скоблин к своим корниловцам».