От Орла до Новороссийска

9 января.

В 3 часа дивизии приказано выступить и идти на Нахичевань, на старые квартиры. В авангарде дивизии шел наш 2-й полк. При подходе к городу в нем была обнаружена кавалерия Буденного (здесь считаю долгом отметить доблестную службу разъезда конного дивизиона штаба дивизии). Я в это время по занимаемой мной должности помощника командира 2-го полка по строевой части был при авангарде, который, хотя и заметил большое скопление на окраине Нахичевани чьей-то кавалерии, двигался нормально. Донесение об этом командиру полка дошло и до начальника дивизии, и недалеко от авангарда показался в темноте кавалерийский дивизион нашей дивизии, где, по-видимому, был и начальник дивизии. До меня донеслось приказание: «Очередные – вперед!» Я видел, как из общей колонны выехало несколько всадников, к кому-то они подъехали и, проезжая рысью мимо меня, снимали фуражки и крестились. В предрассветной мгле было видно, как они подъехали к неизвестной кавалерии на окраине города, как затем глухо застучали выстрелы и засверкали шашки. Минут через 15, когда наш авангард навалил груды кавалерии красных и взял бронеавтомобиль, мы увидели и наших убитых героев, которые самоотверженно исполнили свой долг при срочной и запутанной операции.

Приказано пробиваться к переправе. Сначала трудно было разобраться в обстановке, так как из-за Дона по нам стреляли наши же казаки, но потом связь восстановили, и мы ворвались в город. Наступил рассвет, мы заняли нужную нам часть города, в районе переправ через Дон, и стали переправлять обоз. Все попытки красных наступать были отбиты. Нами было много набито коней, взят один броневик, четыре пулемета, пленные кавалерии Буденного и еврейского полка (здесь интерес представляет, как мы взяли броневик). У красных было шикарное положение для контратаки: мы поднимались по крутому берегу реки, а они шли в атаку под прикрытием броневика прямо с возвышенной окраины Нахичевани. Красная кавалерия нами была уже отброшена, и улицы сплошь были ею завалены. Она здесь попала в невыгодные условия: накопив большие силы перед городом, им пришлось в беспорядке спасаться от нашего огня, взбираясь на возвышенность по льду – был мороз, скапливаясь в улицах без малейшей возможности использовать пулеметы. Наши же пулеметчики, как и всюду, использовали силу своего огня. Однако на выручку красной кавалерии появился броневик с каким-то еврейским полком. Их порыв по обледеневшему скату в нашу сторону преподнес им сюрприз: их броневик, и без того взятый под сильный сосредоточенный наш пулеметный огонь, закрутился и в таком вертящемся состоянии прямо сполз в наше расположение, отчаянно стреляя куда попало. Еврейскому полку, подобно его собрату в боях под Орлом, лихо попало, хотя с маленьким отступлением: здесь их почему-то брали в плен.

Главной целью боя была переправа дивизии через Дон. Обстановка для таковой сложилась весьма неприятная. На окраине Нахичевани хотя и отбросили противника, но все же это были его передовые части, а артиллерия продолжала свой огонь по нашему расположению. В арьергарде наш 3-й полк едва сдерживал натиск врага. С противоположной стороны Дона по нам была открыта стрельба, казаки стали поджигать мост, и только прямое вмешательство начальника дивизии устранило это препятствие. Переправа началась.

После окончания переправы всех обозов и 1-го полка нам было приказано отступать. Отступление прошло под сильным артиллерийским огнем, но в полном порядке, по так называемому понтонному мосту. От огня красных и здесь мы несли потери. Один из числа тяжелораненых здесь, поручик Диадюн{137}, 2-го полка, спустя почти сорок лет, узнав мой адрес, написал о том, как он встретился со мной при переправе. Привожу содержание его письма по памяти: после ранения он лежал на мосту в каком-то потустороннем забытьи, сознание его стало пробуждаться и уже определяло, что с ним происходит. В это время я проходил мимо него и, увидев его, остановился и спросил: «Вы ранены?» По его словам, он в этот момент испытывал такое блаженное состояние, что решил мне не отвечать и не подавать признаков жизни. Я будто бы внимательно его осмотрел и пошел дальше. Санитарная повозка все же подобрала его, и он в итоге попал на излечение в Египет, откуда потом переехал во Францию. Он до сего времени заинтересован определением своего состояния, которое было у него тогда при нашей встрече. Не раз и со мной были подобного рода переживания в моменты тяжелых ранений, когда жизнь едва теплилась и организм боролся за нее не в полном своем составе, где все в строгом порядке подчиняется одно другому, а порознь, то, что еще не было лишено жизнеспособности.