От Северского Донца до Одера

Ночь в этих широтах наступает быстро, тени блекнут, пока не исчезают совсем, чтобы уступить место ночной тишине. Светятся только огоньки сигарет или длинных и тонких румынских сигар, временами украдкой освещая лица, молодые и безмятежные или сосредоточенные и серьезные у старших товарищей. Напоследок перед сном австриец сыграл вечернюю зорю, команду отбоя, аплодисменты последней вечерней мелодии, свет погашен. Слегка растроганные, мы тихо отправились спать. С нами в избе двое румын и немец. Около семи или восьми утра нас разбудил шум машин. Я вышел наружу и увидел двух или трех немцев, занятых утренним умыванием. В 200–300 метрах от нас по дороге двигались нескончаемые колонны, явно в сторону фронта – со свежими войсками на смену тем, что заняли Ростов-на-Дону, а также со снаряжением и боеприпасами. Я почувствовал угрызения совести за свое пребывание здесь и, после того как умылся и позавтракал, не стал задерживаться. Наш Vormarsh – движение вперед – продолжался, и вчерашние товарищи на одну лишь ночь разошлись, каждый в своем направлении.

Местность здесь холмистая, и когда я с высоты оглядывал горизонт, то мог на расстоянии угадывать изгибы дороги по поднятым колоннами высоко в небо клубам пыли. А поскольку нет ни малейшего ветерка, ни легчайшего движения воздуха, эти клубы пыли рисуют в небе такие же самые участки дороги, со всеми поворотами и развилками. Хорошо видны клубы пыли, которые пересекаются вместе с перекрестками под ними, но об этом можно только догадываться, поскольку сами они окутаны плотным воздухом близ земли. И все же это интересно наблюдать. Перед самым полуднем, с возвышения возле дороги, я различил сквозь плотную пыльную атмосферу большой массив застроек. Это город, очень большой город. Им мог быть только Ростов-на-Дону. Здесь и высокие жилые дома, и элеваторы, и промышленные здания. В конце концов я решил, что мы совсем близко от города. Жаркий воздух, песчаная пыль, постоянно висящая в воздухе, и жаркое марево создали такую атмосферу, что на первый взгляд кажется, будто город где-то далеко.

К 14:00 или 15:00, миновав убогие предместья, мы попали в центр города. При ближайшем рассмотрении он ничуть не лучше. Ветхий, словно прокаженный[37]

. Неподвижные, брошенные старые трамваи. Интересно. Забираемся внутрь, внимательно разглядываем. Сиденья истерты и порваны, обшивка повреждена, краска облезла и исцарапана! «Эй! Бьюринг, посмотри-ка!» На месте вагоновожатого, на том, что я называю «приборной доской», отчетливые буквы: «АСЕС»![38]

Невероятно, но факт. Мы продолжили обследование, но, не найдя больше ничего интересного, возвратились. После боев здесь много разбитой техники: русские танки и орудия – все выведено из строя[39]. И уже есть вывеска «Комендатура»! Которая всегда помогает найти еду, и мы этим не пренебрегаем. После чего, следуя своим путем, направляемся к выходу из города.

Вскоре после выхода из центра города мне захотелось найти объяснение тому, что происходило у меня на глазах и заинтриговало меня. Процессия солдат всех видов войск и подразделений двигалась к старому зданию и обратно от него, бережно неся котелки и прочие емкости всевозможных видов, от шлемов до банок от джема всех сортов. Все эти емкости до краев наполнены коричневой жидкостью, которую я не мог сразу опознать. Первым делом подумал о меде, но для него она слишком жидкая. Спросил одного парня, и он сказал, что это пиво! Нельзя терять время, нужно идти туда немедленно! Я не пробовал пива уже больше двух месяцев. Не то чтобы я выпивоха, но жажда так сильно мучила нас, и вдобавок ко всему со времени нашего отбытия из «Дождевого червя» напитки не отличались разнообразием: кофе, чай, молоко, вода – и больше ничего, но чаще всего вода. Раз уж подвернулась такая оказия, я должен попробовать пива. Моя солдатская жизнь, пусть и короткая, уже научила меня одному: никогда не упускать возможности, а не то будешь потом рвать на себе волосы!