От Северского Донца до Одера

После трехчасового отсутствия возвращаемся на высоту 233, и наши командиры докладывают в штаб и представляют отчеты. Вскоре батальон снимается с места. Мы карабкаемся по крутому склону; целый час лезем вверх, потом спускаемся в долину с противоположной стороны, чтобы к вечеру появиться возле станицы Апшеронской (сейчас город Апшеронск. – Пер.

), на железной дороге Майкоп-Туапсе. Здесь на артиллерийских позициях установлены дальнобойные орудия, направленные на Туапсе. Одно из них производит выстрел, и его ствол напоминает банан, вылезающий из кожуры! Разбиваем палатки на железнодорожной насыпи, идет дождь. Температура быстро падает, и мы укрываемся на ночь в палатках.

17 августа продолжаем подъем, и ливень иногда сменяется редкими просветлениями. Марш невероятно сложный. Мы скользим на грязной тропе, спотыкаемся о камни и поскальзываемся на мокрых корнях деревьев, кора с которых содрана сотнями ног. Они гладкие и скользкие от грязи, оставленной на них обувью других. Корни торчат из земли и переплетаются, устраивая ловушки на нашем пути. Когда мы поскальзываемся, то часто съезжаем на несколько метров назад и налетаем на мешки, из которых доносится ругань. Они сами с трудом сохраняют равновесие. Это брезент плащ-палаток, в который парни укутались из-за дождя, придает им сходство с мешками. Собачья жизнь, но мы должны идти вперед. Вечером добираемся до станицы Прусской[44]

. 1-я рота ввязалась здесь в бой и, при поддержке четырех пулеметов, очистила дорогу от обороняющихся русских. Этой ночью мы заняли станицу.

18 августа мы снова в пути и занимаемся тем, что стало для нас привычным делом, – лезем вверх, чтобы тут же спуститься вниз и затем опять вверх. Спуск не менее утомителен, поскольку нам приходится откидываться назад и удерживаться за счет напряжения коленных сухожилий. Ноги устают, зато задыхаемся мы немного меньше. Спускаемся вдоль горного потока, 3-й взвод в арьергарде. Днем догоняем расчет нашего тяжелого миномета, передвигающийся с огромным трудом. Мы слышим их задолго до того, как видим, потому что эти повозки пехоты (невысокая, по пояс, тележка, в основном на двух мотоциклетных колесах, за счет множества приспособлений и крепежа пригодная для перевозки практически любых грузов) на конной тяге страшно громыхают на каменистой почве.

К своей радости я встречаю трех старых товарищей – более того, с кем жил в одном квартале Брюсселя. С одним из них, Максом М., все в порядке, чего не скажешь об остальных. У Артура В. и Жана Ж. дела не так хороши, особенно у последнего. Жана Ж. сильно лихорадит из-за малярии, а Артур В. страдает от дизентерии. Наш русский помощник, бывший военнопленный, Иван, остается с ними. Наша колонна быстро догоняет и обгоняет их. Что до меня, то я задерживаюсь рядом с ними, вижу, как мимо проходит мой взвод, останавливаю командира отделения С. и обращаюсь к своему старшине, но мне отвечают, что минометный расчет не относится к нашей роте и что я должен идти вместе с ней.

Поскольку я убежден в опасном состоянии людей из минометного расчета, то решаю, что не могу оставить их, и сообщаю о своем решении командиру взвода. Меня предупреждают о дисциплинарном наказании и даже о военно-полевом суде, но я остаюсь!

Мало-помалу мой взвод уходит и исчезает из вида в лесу. Нас осталось четверо плюс Иван. Однако не просто перемещать повозку пехоты по такой местности. Лес, валуны, бурные потоки. Лошади еле плетутся, наше состояние ничуть не лучше. Нам постоянно приходится подталкивать повозку в каменистых местах и удерживать на спусках. Работенка не из легких, не хватает дыхания, мы потеем и совершенно выбиваемся из сил! Более того, у нас всего трое работоспособных, включая Ивана. Жан абсолютно ни на что не пригоден, Артур немногим лучше.