От Северского Донца до Одера

Похоже, мы направляемся в сторону Туапсе, и это не секрет! Идем всю ночь и достигаем первых предгорий столь желанных Кавказских гор. Разговариваем мало, потому что устали и из-за высоты тяжело и часто дышим. Наступает рассвет и прогоняет ночь, на солнце марширующие колонны отбрасывают тени. Понемногу оно рассеивает утреннюю дымку, и в отдалении прорисовываются вершины гор. Мы шагаем и поднимаемся все выше, наши глотки пересохли. Края дороги заросли терновником с желтыми ягодами, искушающими нас утолить ими жажду. Поскольку никто не желает брать риск на себя, то пробую их я. Они горькие, очень горькие, но утоляют жажду. Разжевываю несколько штук. И еще жесткие; ну все, хватит, кто знает, какие могут быть последствия. Взбираемся все выше и выше, и панорама перед нами раздвигает границы. Можно видеть все дальше и дальше, и, как обычно, над колоннами, движущимися по долине, высоко в небо поднимаются клубы пыли. Внизу, слева от дороги, на высоком плато, вижу пастуха со стадом овец, но они метров на двести-триста ниже нас. Разумеется, сначала я заметил стадо, потом уже пастуха и собак, сгоняющих животных, которые так и норовили разбежаться.

Днем, сквозь марево, в отдалении вырисовывается городок. Поначалу я различаю минареты и купола, а потом уже все остальное. Мы на землях ислама! Это первые минареты, которые я когда-либо видел, и я вспоминаю о стране Аладдина. Но наше испытание не имеет ничего общего с «Тысячью и одной ночью»! Продолжаем взбираться все выше и к вечеру разбиваем палатки на горном хребте. Ночью здесь намного холоднее. Мы ощущаем, что находимся на высоте, хоть и не слишком большой.

На следующее утро еще немного поднимаемся вверх, затем спускаемся, и снова вверх. Городок внизу, в долине, – это Абадзехская[43]

. В полдень мы достигаем хребта, который некогда покрывал лес, но теперь от него мало что осталось. На самом деле сейчас это только валяющиеся на земле ободранные стволы деревьев, поваленные каким-то великаном. Взрывы бомб или снарядов почти начисто стряхнули все листья с деревьев и редких уцелевших кустов! Словно гору потряс некий катаклизм, превратив все вокруг в почти лунный пейзаж! Стрелковые ячейки пехоты перемежаются с воронками от снарядов, и в тех и других десятки трупов – русских и немецких, все вперемешку. Позиции несколько раз переходили из рук в руки, и теперь наша очередь занять их. В каждой ячейке по нескольку трупов. В той, что занял я, два русских и один немецкий, один на другом. На бруствере открытая банка тушенки и бакелитовая масленка, в которой еще осталось масло, растаявшее и прогорклое. Хлеб в сухарных мешках. Чтобы как-то убить время, мы перекусываем. Отдыхаем здесь где-то пару часов и получаем приказ сниматься. 1-й взвод 3-й роты собирается занять позиции, чтобы прикрыть левый фланг. Мы уходим, оставляя позади это место недавнего апокалипсиса. 1-й взвод находит живого русского, прятавшегося среди трупов, – русского, который пополнит ряды нашего хозяйственного взвода.

Мы спускались добрых полчаса; затем снова вверх, не менее двух часов, если не больше. Подъем очень утомителен. Тяжелый обоз двигался другим путем, вдоль железной дороги Майкоп-Туапсе, и только легкий обоз следовал примерно тем же маршрутом, что и мы. Вот почему нам приходится тащить на себе все снаряжение и наш марш такой трудный. Тем не менее в Майкопе нас «произвели» в Leichtgebirgsjäger – легкие горнострелковые части, имеющие при себе лишь необходимый минимум, дабы сохранять максимальную мобильность.

Сейчас мы проходим мимо нескончаемых колонн русских военнопленных, несущих на спинах жестяные канистры с водой, которые при помощи планок и веревок превращены во что-то вроде ранцев. Пленных тысячи! Колонны похожи на длинных змей, и мы можем видеть их еще издалека. Потом встречаем их на спуске, и движение на этих горных тропах становится в два раза плотнее.