От снега до снега

Начальник политотдела вкратце рассказал о положении в блокированном Ленинграде, о том, что немцы теперь хотя и не совершают крупных массированных налетов, но почти изо дня в день, особенно в туманную погоду, посылают небольшие группы в три-пять бомбардировщиков, а то и одиночные самолеты, причем предварительно открывают артиллерийский огонь по переднему краю или непосредственно по Ленинграду, чтобы дезориентировать средства противовоздушной обороны. Создавая таким образом в воздухе сильные помехи, они мешают слухачам своевременно и точно ловить цели.

— К тому же, в силу некоторых причин, — он пока решил не говорить, в чем именно были эти причины, — в последнее время наши воины несколько утратили остроту слуха... Вот почему, дорогие товарищи, мы и пригласили вас сюда, в штаб армии. Командование надеется, что те из вас, кто будут признаны годными к военной службе, быстро, по-фронтовому, овладеют техникой звукоулавливателя и надлежащим образом проявят себя в боевой обстановке. Родина и Ленинград вас не забудут, товарищи!

Растроганный словами начальника политотдела, Никонов встал, слегка перегнулся через стол и, приложив к груди ладони, сказал:

— Спасибо вам за такое доверие, товарищ полковой комиссар! Несмотря на то, что я и мои товарищи лишены зрения, мы никогда не ощущали себя одинокими. О нас заботится родина. У каждого из нас семья, дети, родной дом, работа. И нам есть что защищать. Просим вас не сомневаться в нашей готовности стать на защиту любимого города Ленина, а если случится отдать жизнь ради нашей победы над врагом, готовы, товарищ полковой комиссар! — И, повернувшись к своим товарищам, твердо, по-военному произнес: — Служим Советскому Союзу!

— Служим! — ответили они.

У Геллера и Рысева от волнения на глаза навернулись слезы...

Из двенадцати слепорожденных были признаны медицинской комиссией «годными к военной службе без учета отсутствия зрения» шесть человек.

В тот же день их повели в баню, выдали там чистое белье, красноармейскую форму и направили в прожекторный полк...

Через месяц, помнится, начальник политотдела вызвал меня и сказал:

— А ведь слепые слухачи показали себя с самой лучшей стороны. Не съездить ли вам в полк к Рысеву, может быть, наберется там материал для хорошего очерка?

И я подумал: полковой комиссар, пожалуй, прав! С самого начала он вводил меня в курс этого дела, пригласил на встречу со слепыми товарищами, так что мне, как говорится, и карты в руки.

— Есть, завтра с утра поеду!

В прожекторной службе штаба мне сказали, что шестеро слепых слухачей распределены на три звукоулавливателя — по два человека на каждый, и находятся они на разных участках фронта: в Лисьем Носу, на Средней Рогатке и в Зеленом Бору.

Я выбрал Зеленый Бор, поближе к переднему краю, где служат Никонов и Борейко.

Назавтра, поднявшись чуть свет, когда за окном еще лежала предрассветная мгла, сходил в типографию. Печатную машину на днях привели в порядок, сменили валики. Нашли в одном из наших подразделений метранпажа Олимпиева, очень знающего, старательного полиграфиста. Красноармейцы из хозкоманды, подкрепившись овощными консервами и сухарями, — полковой опять дал им из своего пайка, — дружно крутили колесо, старались поскорей допечатать тираж и пойти на отдых.

Взял пачку свежих газет, спустился в бюро пропусков, где обычно ожидали посыльные из подразделений. Как раз подошла газогенераторная полуторка из зенитно-артиллерийского дивизиона, дислоцировавшегося неподалеку от Зеленого Бора. Узнав, что она вот-вот поедет «домой», решил воспользоваться оказией.

Но только мы выехали за город, мотор начал пыхтеть и чихать, и водитель, остановив машину, принялся шуровать в котле, подбрасывая туда березовые чурки, которыми он нагрузил впрок полкузова. Чурки были сыроваты и горели плохо, и водитель промучился целых полчаса, пока завелся мотор — и мы двинулись дальше на самой малой скорости.

Все больше светало. Морозный туман поредел, на небе появлялись небольшие просветы, но их тут же затягивало.

В это время вправо от дороги из-за леса раздались один за другим три хлопка, и следом пронзительный свист пропорол воздух.

— Так и есть, подвесил, гад! — сказал шофер спокойно, как о давно привычном деле, и, глянув на ручные часы, прибавил: — Минута в минуту!

Чтобы не попасть под обстрел, он нажал на газ, переключил скорость, и машина с натугой побежала быстрей, мотор при этом начал постреливать и из-под крышки радиатора повалил синеватый дымок.

Тут заговорила наша артиллерия с кораблей, стоявших на Неве, дуэль продолжалась минут двадцать, потом наступила тишина, но воздух все еще гудел, как только что отпущенная туго натянутая струна.

Дорога эта считалась проезжей, хотя противник по нескольку раз в день обстреливал ее из пушек и тяжелых минометов, но она так петляла меж высоких сугробов снега, что из-за них не видно было машины.

Когда вдали показался Зеленый Бор — негустой лес из молодых сосен, запушенных снегом, — я попросил шофера остановиться и вылез из кабины.