Пока караван разбивали, мы с одним товарищем (Сергеем Бибиковым) отошли в сторону от этого места, потому что рядом кто-то от каравана отделился и убегал. Сейчас я понимаю, что это была глупость, потому что трава была высокая, патронов у нас в магазинах было мало, так как на взятии каравана мы их перестреляли. С собой была россыпь патронов, то есть при необходимости их надо было заряжать, и только один целый рожок остался в пулемете. Тем не менее, мы настигли того, кто убегал. Слава Богу, что никто из наемников там не оказался, нам не пришлось стрелять, потому что нас могли запросто в этой траве зарезать, застрелить или взять в плен. Можно сказать, что нам просто очень повезло.
И мы с Сергеем поймали ишачка. Он оказался очень полезным для нас, потому что на нем была плита от миномета, а самое главное — это переписка духовская (душманская). И когда мы этого ишака привели, то все офицеры, особенно командир моей роты (Поганец Андрей), были очень рады. Меня приставили к ордену Красной Звезды. Но так получилось, что мы ее похоронили, наградные сгорели. Я не считаю себя таким боевиком или воином, который достоин носить орден Красной Звезды. А потом уже командир роты представил к награде «За боевые заслуги».
После военных действий, уже на «гражданке», Андрей трагически погиб. В свое время он был простым солдатом, потом уже стал офицером. И, конечно, в своем батальоне из офицеров он был одним из самых опытных, поэтому многие прислушивались к его мнению, чтобы не терять людей. Мне с ним было легко и приятно служить.
Константин Долбилов, будучи талантливым человеком, написал об этой операции песню:
В 1983 году также был еще один веселый случай. Не помню точно месяц, но, в общем, пошли мы с ребятами из нашего подразделения за водой. С собой у каждого были автомат, подсумки и фляжки для воды. С нами пошли человека два-три «зеленых», то есть бойцов афганской армии.
Были молодые, мест толком не знали, а ребячество какое-то все еще присутствовало. И я по своей инициативе решил сократить путь. Все ребята пошли в левую сторону обходить скалу, а я решил, что можно напрямую пройти и выйти к реке раньше, чем они.
Мы разошлись. Было здорово, потому что уклон, по которому я спускался, был довольно-таки большой — градусов 45. Склон был покрыт щебенкой с песком и мелкими кустиками. У меня тогда был новый маскхалат. Я с «калашом» (автоматом Калашникова) съехал потихоньку вниз с горочки, как мне казалось вроде уже поближе к реке, и остановился на небольшой площадке, с полметра, наверное.
Внизу находился девятиэтажный дом и перед ним река. Эмоций у меня тогда возникла масса, а наши тем временем уже спустились к реке. Ребята с моей роты, увидев меня, начали смеяться, так как в чем дело, стоя внизу, они не понимали. А «зеленые» показывали, что мне «конец». Вниз я спрыгнуть не могу, а наверх забраться практически нереально. Под ногами осыпающийся щебень, кустики, растущие на склоне, маленькие, цепляться практически не за что.