От солнца к солнцу

Он никогда специально не настраивал себя на науку. Это возникло в нем как внутренняя необходимость, как потребность. У него 40 печатных научных работ, И авторских свидетельств, как у изобретателя. Все его изыскания, все изобретения родились на заводе и для завода. Предположим, сидел бы он научным сотрудником в НИИ. К чистой теории у него никогда не было влечения. Да и есть ли «чистая» теория в доменном деле? Все равно нужно было бы искать какие-то связи с производством, куда-то ездить. Так не лучше ли «сидеть» на заводе и «ездить» в науку? Все это не означает, что избранный им путь обязателен. Он просто сочувствует тем деятелям науки, которым приходится искать базу для своих исследований, где-то что-то внедрять. У него «база» под боком и внедрение всегда идет рядышком с исследованием и даже подгоняет его…

Вот ведь как было с кандидатской? Говорят, два доменщика— три мнения. Особенно яростно спорят они о профиле домны. Все соглашаются, что надо его, этот профиль, менять, но как — пока не договорились. Орешкин (я передаю это, конечно, в примитиве) за то, чтобы доменная шахта была ниже, но шире. Во всяком случае, обязательно шире. Чтобы лучше взаимодействовали между собой шихта и газовый поток. Противников у Орешкина хватало, и он решил спорить с ними не статьями, а домной! Благо у него имелась такая возможность, как у начальника доменного цеха. Воспользовавшись капитальным ремонтом, он изменил на одной из домен «рисунок» шахты, поставив холодильники не горизонтально, а вертикально. Шахта стала шире. Домна великолепно работает вот уже более десяти лет. И каждый раз в капитальный ремонт переделывают по ее подобию и шахты других домен… Спор по поводу профиля продолжается. Но у Орешкина теперь в руках солидный аргумент — многолетний опыт цеха, который зафиксирован в его кандидатской диссертации…

Я со страхом поглядываю на часы. Как интересно слушать этого человека, которого, не боясь патетики, можно назвать сыном завода… Глядит на часы и Георгий Григорьевич. Поднимается из-за стола. В 10.00 ждут его в доменном. Осталось пять минут. Как раз столько, чтобы дойти до цеха. Выходим вместе. В приемной он говорит секретарю:

— Позвоните, пожалуйста, в новопрокатный. Я буду у них в одиннадцать.

На лестнице я о чем-то спрашиваю его. Отвечает рассеянно. Мысли его уже там, в доменном.

* * *

Про Кривой Рог, про то, как он возник, у меня записана легенда со слов Филиппа Ивановича. У вас, возможно, сложилось мнение, что он, Бойко, интересуется только своей Полтавщиной. Я должен в таком случае развеять это заблуждение: он про всю Украину все знает! И услыхав, что я собираюсь в Кривой Рог, снабдил меня соответствующей «байкой». Сам-то он утверждал, что это исторический факт. Но я думаю — легенда.

В семнадцатом будто бы веке поселился у слияния двух речек — Саксагани и Ингульца — запорожский казак по прозвищу Рог. Был он храбрый рубака, потерял в боях глаз. Уйдя на покой, Рог широко раскрыл двери своей хаты для друзей-запорожцев.

— Ты куды, козаче? — спрашивали у сечевика, собиравшегося в путь.

— Подамся до кривого Рога, — отвечал он.

— Де був? — допытывались у того, кто возвращался на Сечь.

— Був у кривого Рога.

Потом рядом с хатой старого казака появилась другая, третья…

Может, так и было, может, не было. Но как объяснить иначе название города? Он не похож на кривой рог — он прямой.

По-разному выбирают себе города место на земле, по-разному укладываются. Одни, подобно Архангельску, жмутся к реке, боясь на шаг отступить от нее. Иные, вроде Алма-Аты, уютно устраиваются у подножия горы. Улицы третьих — Уфы, скажем, — располагаются амфитеатром по склонам возвышенности. Но почему Кривой Рог, избрав для себя холмистую степь за Днепром, вытянулся длинной узкой лентой, а не раздался вширь?

Так лежит под землей руда, и город как бы повторяет собой форму ее залегания. Рудники, возникая вдоль месторождения, обрастали поселками, которые, связываясь между собой единой прямой магистралью, превращались постепенно в большой растянувшийся на десятки километров город.

Он однолюб, Кривой Рог. Другого такого я не знаю. Разве что Петропавловск-на-Камчатке схож с ним по характеру. У того страсть — рыба, у этого руда. Он и с виду под цвет руды. Серый? А она не серая, она розоватого оттенка. И дороги, дома, даже небо тут подернуты розоватинкой. В этом городе все подчинено, служит руде. Пробыв в Кривом Роге день, два, вы уже тоже поклоняетесь этой богине.

Хотя она и богиня, но потребности у нее самые земные: руда не прочь обогатиться!

Обогащение бывает всякое. Есть стяжательство — порок, пережиток. Есть обогащение благородное — знаниями, опытом. Обогащение руды тоже благородный процесс.

Кривой Рог всегда был известен богатыми рудами, в которых много железа. Их можно прямо из рудника в домну. Но такие руды уходят все глубже и глубже, то есть человек берет их все больше и больше, и они, естественно, «уходят» от него вниз. А чем глубже лежат, тем труднее, понятно, их доставать. Да и запасы хоть громадны, а все же не беспредельны.