От Вифлеема до Голгофы

“... когда Владыки Сострадания духовно просветят Землю и превратят ее в Небеса, тогда Странникам будет открыт Бесконечный Путь, дости­гающий Сердца Вселенной. Человек тогда уже будет не человек, он выйдет за пределы Природы и безлично, но, тем не менее, со­знательно, в единстве со всеми Просветленными 251] поможет исполнить Закон Высшей Эволюции, для которой Нирвана – лишь начало”.

[253]

Здесь мы видим идею Царства Божьего, проявляющегося на земле вслед­ствие духовного воспитания человека и достижения совершенства, которое запечатлел Христос.

Существует также доктрина вечного возвращения, в которую верили Ницше и Гейне, с акцентом на непрерывно повторяющемся зем­ном существовании каждой единицы силы до тех пор, пока не разовьет­ся Душа. Развивалась также безрадостная теория выживания в море сил, действующих на нашу расу; в которой акцент делался на самоотверженности и бескорыстии, что само по себе восхитительно, но, в то же время, индивидуальность в ней отрицалась. Ортодоксальных христи­анских доктрин всего три: доктрина вечного воздаяния, воскрешения всех из мертвых и условного бессмертия. К ним следует добавить концепции спиритуалистов с их различными сферами, отчасти соответствующими тонким мирам, теории теософов и розен­крейцеров, а также впадающую в крайность теорию полного небытия после смерти, которая, однако, не находит большого отклика у здравомыслящих людей. Ценность всех этих теорий состоит в том, что они привлекают внимание к вечному интере­су человека к тому, что бывает после смерти, и его постоянным размышлениям о своем будущем и своем бессмертии.

Христос умер и воскрес вновь. Он живет. И некоторые люди в совре­менном мире не нуждаются в доказательстве этого факта. Они знают, что Он жив, и именно потому, что Он живет, мы тоже будем жить. В нас есть тот же самый зародыш сущностной жизни, который расцвел в Нем совершенным цветком, преодолев тенден­цию к смерти, присущую обычному человеку. Тогда, без сомнения, мы можем сказать, что бессмертие для нас состоит из трех стадий:

Во-первых, это та жизненность, которую мы называем побуждением к эволюции, импульсом к прогрессу, толчком вперед, чтобы жить и знать, что ты живёшь. Это побудительный мотив, стоящий за решимостью человека познать себя как личность со своим 252]

собственным жизненным циклом, врожденной целеустремленностью и вечным будущим.

Во-вторых, это та динамическая духовная осведомленность, или осознание, ко­торое проявляется в переориентации к вечности и вечным ценностям и служит отличительной особенностью человека, готового предпри­нять необходимые шаги для того, чтобы продемонстрировать свою духовную жизнь и действовать как бессмертный. Тогда становится очевидно, что предстоящее ему воскресение, явленное Христом, – это нечто отличное от того, что предполага­лось раньше. Приведем следующее определение истинного воскресе­ния, как оно представлялось человеку, пробуждающемуся к славе Господа в своем собственном сердце и внутри каждой формы:

“Воскресение – это не восстание мертвых из их могил, а переход от смерти поглощённости собой к жизни неэгоистической любви, переход от тьмы эгоистического индивидуализма к свету всеобщего духа, от лжи к истине, от мирского рабства к вечной свободе. “Вся тварь совокупно стенает и мучится” в надежде освободиться “от рабства тлению в свободу славы детей Божьих””.[254]

Третья и заключительная мысль о бессмертии, которую следует подчерк­нуть, состоит в том, что мы воскреснем к жизни вечной и присоединимся к бессмертным, когда должным образом подготовим себя к тому, чтобы стать сотрудниками Христа в Царстве. Именно тогда, когда мы утрачиваем сознание обособленного индивидуума и становимся божественно осознающими Целое, частью которого мы являемся, можно сказать, что мы выучили послед­ний урок жизни и можем “больше не возвращаться”. Именно смерти личности и потери личностного сознания мы боимся и страшимся. Мы не понимаем, что когда мы обретаем видение Царства, когда все мироздание сияет перед нашими глазами, это и есть то Целое, которое имеет для нас значение, и тогда мы перестаём замечать наши личные “я”.