Отблеск звезды (СИ)

  С Иолайем они часами блуждали по чащобе. Он показывал Матьке жилища редких птиц, лисьи норы, ульи диких пчел, рассказывал о местах, где побывали с Яриной. И про восточные земли, где кроме песка нет ничего, днем знойно, а ночью холодно как в лютый мороз. И про горы, что разделяют Вольные Княжества от других стран. И про северян. А иногда они просто валялись на траве, отдыхая и болтая о глупостях. Вот к примеру, что было бы, будь у медведей крылья. Иолай предполагал, что тогда бы они вили гнезда и зимовали на деревьях. Матька и представить не мог, экие должны быть деревья для гнездышка шатуна.

  Ярина же в основном говорила про свою работу. Смешивая разные снадобья, объясняла, из чего они состоят, от чего помогают. Про болезни, травы, духов природы, про нечисть здешнюю и иноземную. Матька почти ничего не понимал, а что понимал, быстро забывал. Но наблюдал и слушал с интересом. Больше всего любил, когда баяла различные легенды.

  Лишь начинало темнеть, Матька собирался обратно. Иногда ведьмин сын даже провожал его до пастбища. Там нужно было обойти всю животину, проверить ее и гнать в деревню. Дома Матька по-быстрому ужинал и ложился спать, с нетерпением ожидая наступления утра. Матрена, ежели и подозревала чего, разбираться пока не лезла. Да и Тюня его прикрывала, относя обед на пастбище, заодно проверяя скотину в полдень. Иолай же прознав про это, подарок ей смастерил. Умелец! Выточил из липы дудочку, резцом цветы на ней изрисовал - лиственные лозы, тайные знаки. А Ярина добавила, мол свирель волшебная, в час нужды пусть заиграет - помощь к ней придет. Ой, Тюнька довольна была! Везде дуду с собой носить стала, токма не показывала никому. Берегла от завидливого глаза, пряча под одёжей.

  - Матушка говорила, тебя снятся истинные сны. Как это? - спросил Иолай в один из дней, они как раз шагали к лугу.

  - Не знаю, я слова ее не всегда разумею. Сны как сны. Селенья сказочные с блестящими чертогами до небес. И по улицам рычащие чудища бегают. А иногда снится, что я богатырь.

  - Дерешься с чудищами? - оживился Иолай.

  - Нет, с людьми. - расстроился Матька. - Убиваю мужчин, женщин, детей... Такие сны мне не нравятся.

  - А часто снятся-то?

  - В последнее время реже.

  Иолай промолчал, не стал уточнять. С ним молчать приятно было. В тишине дошли до кромки леса. Матька попрощался и привычно потопал к коровам, зная что по ихней традиции Иолай еще постоит, посмотрит, как Матька управляется со скотиной, а к матушке пойдет чуть позже.

  Уголек нервничал, беспокойно переставлял ногами, мычал. Остальным передалось его волнение. Отовсюду слышались ржанье и меканье. Мелкота, жеребята, телята, барашки жались к своим мамкам и папкам. Матька обернулся, посмотрел на чащу. Иолай, видно тоже заметив тревогу животных, скрылся меж зарослей.

  На полпути к селу Матьку встретила всполошенная Тюня. В сумерках ее лицо поражало мертвенной бледностью, глаза же напротив горели, что у кошки. Она подбежала к нему, задергала за рубаху.

  - Князь приезжал! К старосте! По осенней дани переговорить, - от переживаний голос ее стал писклявым, хотя обычно был не по-девчачьи низким. - А потом со свитой в лес поскакали!

  Пояснять смысла не было. Стерия не зря называли взбалмошным. Встречали в деревнях его всегда радостно, за глаза просили богов, чтобы приезды случались пореже. Стерий любил шумное веселье, медовуху, красивых девок и охоту. Князь мог осыпать золотом или отвесить плетей по настроению. Норовом отличался яростным, жестокость оправдывал тем, что выше княжьей воли только божья. Даже на чертах его отразилось, весь облик дышал буйностью: жилистая фигура, горбатый резкий нос, жесткие темные волосы. Путешествовал он всегда в окружении обученных воинов, со сворой охотничьих псов, привыкших раздирать добычу на куски.

  В миг вспомнилась история, когда к князю молодец из соседнего села драться полез, за то что Стерий его невесту опробовать захотел. Князь разъярился и собак спустил, так они парня вживую растерзали.

  - Тюня! - взвыл Матька. - Мне к ним надо!

   Бросив скот, забыв про все, метнулся вспять. В пустой голове стучали молотки, били в виски в такт дыханию, в ребрах кололо будто острой иглой. От темноты дорогу Матька разбирал едва ли не на ощупь, благо ходил здесь ежедневно.

   Вдалеке он услышал лай и чьи-то крики, ржание княжьих коней. Впереди замелькали огни факелов. Матька прижался спиной к стволу дуба, зашептал без голоса, просто двигая губами: "Ночная полуношница, отведи от меня окаянную силу, лес-батюшка укрой, тернов куст ворогам путь загороди, три ветра-братишки: северный, южный, западный запах мой схороните", задыхаясь от страха за себя и за ведьму с сыном. Дерево, будто услышав его, осело, опустил ветви пониже, распушило листья, прикрывая парня.

   Совсем рядом подъехал всадник, присмотрелся к месту, где прятался Матька, повел поближе факелом. Потянул поводья, подводя коня еще ближе. Вдруг вскрикнул:

  - Ай! - хлопнул себя по щеке, заругался. - Ххарговы кровопийцы! Развелось их тут!