Отблески Версаля

Герцог Карл-Фридрих влачил довольно бесцветное существование в Кильском замке, убивая время выездами на охоту. Он быстро нашел утешение в объятиях какой-то особы низкого происхождения и даже вступил с ней в морганатический брак. Двух родившихся в нем дочерей дочерей признавали как сам герцог, так и его сын. Одну из них, Фредерику-Каролину (1731–1804), даже возвели в дворянское достоинство под фамилией фон Каролс и в 1757 году выдали замуж за офицера Давида-Рейнгольда фон Сиверса, находившегося на русской службе. Впоследствии Екатерина Вторая даже выплачивала этой семье пенсию как родственникам покойного мужа (эта ветвь Сиверсов позднее возвратилась в Гольштейн- Готторп).

Герцог Карл-Фридрих лелеял надежду, — а его сторонники в Швеции всячески поддерживали эти чаяния, — что ввиду преклонных лет шведского короля ему остается недолго ждать воцарения на этом престоле, ведь теперь между ними не стояли никакие другие претенденты. Судьба рассудила иначе: он скончался в 1739 году, а шведский король — только в 1751. 4 ноября 1742 года шведский парламент предложил сироте-принцу Карлу Петеру Ульриху утвердить его наследником шведского престола, но тот отказался. Ему уже было известно, что его бездетная русская тетушка, императрица Елизавета, готова сделать сына своей любимой покойной сестры наследником русского трона. Это предложение было принято им 18 ноября 1742 года, и он отправился в Санкт-Петербург, где принял православную веру и был наречен Петром Федоровичем. Там его жизненный путь неожиданным образом скрестился с другим потомком рода герцогов Шлезвиг-Гольштейн-Готтторпских.

Тут пришло время напомнить о младшем брате герцога Фридриха IV, принце Кристиане-Августе, который обзавелся 11 отпрысками. Один из его сыновей Адольф-Фридрих, двоюродный брат герцога Карла-Фридриха, в 1751 году был провозглашен королем Швеции, дочь же Иоганна-Элизабет вышла замуж за герцога Ангальт-Цербстского, их первенцем стала дочь София Августа Фредерика. В 1742 году совсем юную девицу просватали за ее троюродного брата, наследника российского престола Петра Федоровича. Она перешла в православную веру и приняла имя Екатерина, а в 1745 году состоялось венчание. В 1761 году Петр Федорович стал императором Петром III, после чего российская правящая династия обрела фамилию Гольштейн-Готторп-Романовы, под каковой она и числится в «Готском альманахе», этом авторитетном генеалогическом справочнике европейской аристократии. Перед новым императором открылись широкие возможности привести в исполнение свой давний замысел: начать войну против Дании, дабы возвратить себе Шлезвиг-Гольштейн. Этим грандиозным планам не было суждено сбыться, ибо через полгода он был свергнут с престола собственной женой и вскоре убит. Так на российском троне воцарилась императрица Екатерина II. Права на герцогство унаследовал ее сын Павел[5]

.

Но обо всем этом Анна-Констанция будет постепенно узнавать в течение своей долгой жизни, а теперь она вместе со своей повелительницей поселилась в замке герцогов Брауншвейг-Вольфенбюттельских, где жизнь было более богата событиями и развлечениями.

На новом месте

Брак не принес счастья принцессе Софии-Амалии, ибо всем в семье герцога было давно известно, что ее муж предпочитает женщинам молоденьких пажей. Принцесса по-прежнему большую часть времени проводила в библиотеке, и Констанция разделяла с ней все радости книжных открытий. Однако положение Софии-Амалии обязывало ее принимать участие во всех придворных развлечениях, так что Констанция с удовольствием веселилась на балах и маскарадах, восхищая гостей своей изысканной манерой исполнения танцев.

В 1699 году в составе свиты наследного принца Августа-Вильгельма Брауншвейг-Вольфенбюттельского Анна-Констанция совершила путешествие в Данию и Швецию. Помимо самых отвратительных воспоминаний о тяготах морского путешествия, у нее сохранилось сильное впечатление от визита супружеской четы к королю Швеции Карлу ХII. Ее поразила внешность этого желторотого монарха, о котором шли такие пересуды по всей Европе: худой бледный юноша с кожей лица, помеченной оспинами, на подбородке едва начала пробиваться редкая растительность. Одет он был чрезвычайно скромно, но держался и говорил с потрясающей уверенностью и оттенком величия.