Отблески, выпуск 5

— А что делает здесь автор «Разгрома»? Вы садитесь, садитесь, товарищи. Мы с командиром тут все уже обсудили, обо всем договорились. Сейчас вот как раз ужинать собираемся. Воюет он неплохо. Посмотрим, какая у него кухня...

Кухня у полковника Кроника оказывается хорошей. Тут выясняется одно почти невероятное, прямо кинематографическое скрещение разных судеб: командир дивизии Александр Кроник служил когда-то старшиной в кавалерийском эскадроне, которым командовал комэск Георгий Жуков. Фадеев же знал маршала еще по боям на Дальнем Востоке. Все трое встретились как старые друзья. А на Руси там, где встретятся старые друзья, без песни никак дело не обойдется.

Выясняется и совершенно уже невероятное. Полководец, оказывается, играет на баяне.

Где-то в охране штаба отыскали старенький инструмент. Ремень привычным движением кладется на плечо, пальцы делают молниеносную пробежку по ладам, широко развернуты мехи, и возникает тихая, задумчивая и печальная мелодия. Два голоса — тонкий фадеевский и хрипловатый баритон Жукова — переплетаются, как бы обгоняя друг друга:

Позарастали стежки-дорожки,Где проходили милого ножки...

И когда дело подходит к припеву, в приятный этот дуэт вплетается хриплый после вчерашних телефонных разговоров бас комдива:

Позарастали мохом-травою,Где мы гуляли, милый, с тобою...

Грустит баян. Три голоса ведут задумчивую песню о разлуке, о несчастной любви, о девичьем горе. Согласно, дружно поют и славный полководец, и знаменитый писатель, и командир дивизии, которому на рассвете предстоит развернуть штурм немецкой группировки, отказавшейся сложить оружие.

Мне вдруг на ум приходит дикая мысль. А что, если бы кто-нибудь из гитлеровских полководцев, ну, скажем, генерал Браухич, или фельдмаршал Кейтель, или еще кто-нибудь из тех, кто с той, фашистской, стороны руководит войной, увидел бы эту сцену, услышал бы эту песню? Поверил бы он своим глазам и ушам? И что бы он при этом подумал?

Песня сменяет песню. А там, за обитой плащ-палаткой дверью, обдуваемая сырым, почти весенним ветром, обливаемая лунным светом, затаилась высота Воробецкая. Изрытая, источенная ходами сообщения, ощетинившаяся в сторону крепости стволами орудий. В теплеющей тьме фырчат моторы. Лязгают гусеницы. Войска готовятся для нового, решающего штурма!

Иван РАХИЛЛО

Дорогие ребята!

Приведенные выше рассказы взяты из книги Ивана Рахилло «Встречи с песней» (М., «Музыка», 1976). Если они понравились вам, обязательно прочитайте весь этот небольшой по объему сборник.

Музыкальное окружение Пушкина

Нам дорого все, что связано с именем нашего великого поэта Александра Сергеевича Пушкина. Его жизнь, его творчество неотделимы от русской культуры. Среди друзей поэта мы встречаем выдающихся людей своего времени: героев Отечественной войны 1812 года и декабристов; тех, кто снискал себе славу писателей, поэтов, ученых и философов, живописцев, композиторов, актеров и критиков. Он был близко знаком с Рылеевым, Гоголем, Карлом и Александром Брюлловыми, Кипренским, Глинкой, Верстовским и Чаадаевым, Зинаидой Волконской, Владимиром Одоевским и Олениными. И естественно, что мы стремимся как можно больше узнать о людях, которые его окружали.

Музыка пушкинского стиха сопутствует нам с самого рождения и до смерти. В младенчестве нас убаюкивают похожие на народные колыбельные песни, строки пушкинских сказок:

Ветер на море гуляетИ кораблик подгоняет;Он бежит себе в волнахНа раздутых парусах...

А потом всю жизнь в нашем сердце звучат октавы пушкинского «Евгения Онегина»:

Я к Вам пишу — чего же боле?Что я могу еще сказать?

Творения Пушкина буквально пронизаны музыкой, точнее, музыка — та основа, на которой вытканы строки пушкинских произведений, будь то поэзия или проза: «Но он ехал, ехал, а полю не было конца. Все сугробы да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал»,— читаем мы, как поем, описание ночного приключения Владимира в повести «Метель».

Неудивительно, что почти все произведения великого поэта положены на музыку. Дань его творчеству отдали Глинка, Даргомыжский, Мусоргский, Чайковский и другие русские композиторы.

Первое в истории театра обращение к творчеству Пушкина принадлежит балетмейстеру Большого театра в Москве Адаму Павловичу Глушковскому. В 1820 году была опубликована поэма «Руслан и Людмила», а в 1821 году Глушковский поставил у себя в театре балет «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника». Музыку к нему сочинил Ф. Е. Штольц. Так как поэт в то время находился в ссылке в Кишиневе, имя его на афише не указали.