Отчаянное путешествие

Я лег и проспал довольно долго. Меня разбудил шум прибоя, и, сбрасывая с себя одеяло, я понял, что это опять Мальпело. Проклятый остров, неужели я никогда не избавлюсь от него? Выйдя на палубу, я внимательно вслушивался и вглядывался в сырой мрак, волны грохотали где-то за кормой. Я не мог дальше отклоняться от курса, а потому поднял стаксель и попытался лавировать вдоль подветренного берега.

Через час шум прибоя стал громче. Теперь уже легко было определить на слух, где находится берег. «Язычник» мог бы справиться с ветром, но течение относило его к острову. Я зарифил стаксель и поднял грот, взяв на нем вторые рифы. До рассвета яхта не приблизилась к берегу.

Утром — на пятый день после того, как я впервые увидел Мальпело — берег оказался всего в сотне ярдов от судна по ветру, а ветер крепчал! Он дул прямо в корму, и с каждым его порывом яхта все ближе подходила к берегу. Как мне в этот миг не хватало мотора! Ветер свирепствовал. Нужно было немедленно убирать паруса, но я не посмел сделать этого.

Иногда мне казалось, что если я спущу паруса и предоставлю яхту ее судьбе, она благополучно минует остров. У меня появилось желание повернуть ее и пройти мимо острова курсом фордевинд. Но я боялся, что при такой волне яхта слишком резко рыскнет к ветру или будет захлестнута с кормы. Поскольку кокпит еще не был приведен в порядок после схватки с акулой, я не решался на рискованные маневры. Чем дольше смотрел я на остроконечные скалы, тем более зловещими они мне казались.

Ветер разогнал тучи, и небо прояснилось. С голубого небосвода на меня равнодушно взирало холодное солнце, поднимавшееся к зениту. Я хмуро смотрел вперед. Сегодня мне не нужно было определять свое местонахождение: остров напоминал о нем каждую минуту.

Я уже мог бы легко забросить на ближайшую скалу галету. Шум прибоя перерос в оглушительный грохот. Просто непонятно, как Мальпело выдерживал бешеный натиск волн. Я как можно ближе подошел к разрушенному непогодой берегу, надеясь, что либо ветер стихнет, либо яхта как-нибудь проскочит опасное место.

Я решил прибегнуть к единственно возможному в таком положении средству. Но прежде я перенес надувную лодку с носа на корму и принайтовил к боканцу, чтобы в случае необходимости сразу же спустить ее на воду. Поплавка и Нырушку я привязал к пробковым кружкам и положил их в углу кокпита. Затем, схватив нож, я перерезал найтовы и риф-сезни вдоль гика, освобождая грот, и тут же вздернул его повыше. Парус наполнился ветром, и яхта вздрогнула. Подветренный борт лег на воду, возле рубки пенились волны.

Бросившись к румпелю, я увалил яхту под ветер как можно полнее. Она резко повернулась, и я чуть не выпустил румпель. Каждая волна высоко подымала яхту. Я с огромным трудом удерживал румпель. Гигантские валы обрушивались на наветренный борт, прибой бушевал совсем рядом.

Я знал, что парус долго не выдержит, но нескольких минут было бы достаточно, чтобы удалиться от скал на безопасное расстояние. Если бы парус лопнул по швам, у меня осталось бы только одно спасение — надувная лодка. Поплавок и Нырушка даже не подозревали о моей тревоге. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, похожие на два меховых шарика, и невозмутимо смотрели вперед.

Так продолжалось минуть пять. Вглядываясь в туман, я уже начал надеяться, что яхта благополучно минует остров. Но тут нижняя шкаторина грота оторвалась от гика, раздался треск, и парус шумно заполоскал на ветру. Я резко положил руль на ветер. «Язычник» мгновенно увалился и пошел фордевинд. Я знал, что теперь он либо налетит на скалу, либо пройдет почти рядом с ней. И действительно, яхта прошла около самой скалы, брызги от волн, разбивавшихся о камни, полетели на палубу. Мне невольно вспомнился Пунта-де-Кокос. Котята, дрожа от холода, забрались ко мне на колени.

В эту ночь меня отнесло далеко к северо-востоку от Мальпело. На рассвете ветер был еще довольно свежим, по морю катились громадные валы, и «Язычник» с поднятыми стакселем и кливером был далеко от злополучного скалистого выступа. Никогда еще не видел я над Тихим океаном такого ясного неба: ни тучки, ни облачка, только бездонная синева. Ровный, свежий ветер дул весь день, и белые гребешки волн то и дело лизали палубу. Я сидел в холодной каюте и сшивал порванный грот. Парус лопнул по швам, углы немного протерлись, кое-где попадались дыры, с которыми тоже пришлось повозиться. Я с гордостью заметил, что лопнули только фабричные швы, а те, которые я прошил в Сан-Хосе, остались целы.

Работая иглой, я раздумывал: к чему продолжать бесполезную борьбу с ветрами и течениями? Вот уже шесть дней я почти не двигаюсь с места. Не лучше ли вернуться в Панаму, отдохнуть там, отремонтировать яхту и начать все сначала? Чем больше я думал, тем разумнее казались мне эти доводы. Но обманчивое предчувствие опять успокаивало меня. Я вспоминал о попутных пассатах, которые дули где-то совсем рядом, и чувствовал непреодолимое желание плыть дальше. По наивности, я все еще не терял надежды.