Читаем Отче наш полностью

Сам знает, что вернется, вероятно, не скоро: от клуба до дома Татьяны Ивановны — расстояние не близкое.

Холодные ветерки, пробегающие порывами по темной, в желтых спелых яблоках плафонов улице, постепенно отрезвляют Степана. Медленней, неуверенней делаются его шаги. В самом деле, зачем тревожить Татьяну Ивановну?.. Явиться к ней в дом в такой поздний час? Не могла — стало быть, и не пошла.

Степан усмехается, останавливаясь.

«Но так ли это? Потому не пошла, что не смогла? Пожалуй, и любой на ее месте поступил бы точно так же. Обещали ей, что зайдут, позовут, а оказалось… Права она: как это появишься с грудой ребятишек в клубе, а там — никто и не ждет ее. Скажут: вот человеку погулять как сильно захотелось, даже ребят не постеснялась с собой привести…»

Удивительно ясно раздумывает обо всем этом Степан. За эти дни после исчезновения Лушки он стал какой-то другой: всем сочувствует, всех жалеет. Словно растерял, сжег в раздумьях веселую эгоистичность, присущую всем, впервые влюбленным. А Татьяна Ивановна… Удивительно понятно сейчас ему тщательно скрываемое этой женщиной горе многодетной вдовы — молодой, красивой и честной в своем долге перед детьми.

«Как бездушно мы поступили! — возмущенно размышляет он, вглядываясь в темные очертания домов: где-то здесь должна жить и Челпанова. — И Вера… Неужели не могла оставить Андрея и Любу одних? Он же все-таки мужчина, а рядом с ним — его жена. А тут… Конечно, обиделась Татьяна Ивановна…»

Он останавливается в темноте у ее дома. Там, в комнатах, горит свет. И на какое-то мгновение Степан вновь ощущает холодок нерешительности: надо ли идти туда, к обиженной ими всеми женщине? И он стоит, подставив ветру разгоряченное лицо, шею, голову…

В доме гаснет свет. Там легли спать. И только сейчас Степан слышит, как покрикивают где-то вдали, в стороне станции, паровозы, наплывает, то удаляясь, то нарастая, неясная музыка радио, взрезают холодную стынь глухие сигналы автомашин. И чутко улавливает, дрогнув сердцем, легкий стук двери. И шуршащие шаги по двору — сюда, к воротам… А резкий щелчок щеколды и скрип калитки снова воспринимает приглушенно.

— Степа, ты?

В темноте он замечает лишь близко блеснувшие глаза Татьяны Ивановны.

— Да, я, — отвечает Игнашов. — Почему вы не пришли? Ведь в клубе так хорошо, весело. Вы бы отдохнули. Пойдемте. Я пришел за вами.

— Ох, Степан, Степан… Нельзя так, — тяжело вздыхает Татьяна Ивановна, поправляя накинутую на плечи фуфайку.

— Почему нельзя? В клуб нельзя? — удивляется Степан.

— Смотри-ка, дождь?! — уходит от прямого ответа Татьяна Ивановна.

В самом деле, начинает буситься мелкий-мелкий дождь. Степан чувствует холодящее прикосновение капель к щеке.

— Спасибо, Степан, что пришел, но… Иди-ка лучше в клуб без меня. Сам знаешь, не до праздников мне с ребятами.

— Но там же подарок вам есть, Вера говорила. Неудобно, если не получите, — делает еще одну попытку забрать Татьяну Ивановну с собой Степан.

— Не надо, Степа… И за подарок благодарна, да только… Вдовьи-то подарки не на праздниках вручаются.

Голос ее дрогнул, и Степан шагнул к женщине.

— Зачем вы так, Татьяна Ивановна? Ведь все делается от чистого сердца!

Резкая жалость кольнула грудь: очень хорошо понимал он женщину. Действительно, в чем виновата она, что муж ее погиб?

— Иди, Степа… Хороший ты человек, но никуда я не пойду.

В клуб Степан возвращается один. Идет он медленно, раздумывая о трудной судьбе Татьяны Ивановны, и предстоящее веселье в клубе почему-то не радует его.

5

Филарета нет больше недели. Что с ним, каковы его дела — Лушка не знает. Сестра Ирина все так же приветлива, ласкова, но иногда Лушка замечает ее холодные, неприятные глаза, и на сердце становится тревожно. В самом деле, что будет с нею, если Филарет вообще не вернется? Только сейчас она начинает понимать, насколько опрометчив, смел был этот ее решительный шаг — бегство из дома. Тогда все казалось заманчиво-загадочным, она с интересом отдавалась мысли — увидеть незнакомых людей на новом месте. В глубине сознания чувствовала, что не только Филарет и опасения оказаться в милиции толкнули ее на быстрый тайный отъезд. Она ждала от этого переезда чего-то необыкновенного, которое ворвется в ее жизнь там, куда увозил ее Филарет.

Но все обстоит проще и грубее… А теперь, что ей делать дальше? Поступить на работу? Ведь не из бездонного же кармана черпает средства на пропитание сестра Ирина.

Интересно Лушке знать: что передал сестре Ирине Филарет после того, как скрылся, относительно ее, Лушки? О том, что сестра Ирина получает все сведения о Филарете, Лушка догадывается, но на любопытные вопросы девушки та отвечает с кроткой, замкнутой улыбкой:

— Жив-здоров… Ты не любопытствуй много-то, все будет так, как того захочет всевышний.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза